"Свен Ортоли, Никола Витковски. Ванна Архимеда (Краткая мифология науки) " - читать интересную книгу автора

Если публика во что-то верит, она требует непрерывной череды чудес. Но
в эпоху, когда каждый год приносит обильный урожай выдающихся открытий, она
пресыщается. Теряя чувствительность к добродетелям науки, она видит в ней
все больше пороков. Все шире распространяется идея, что наука приносит не
меньше зла, чем благ. Наука опережает человеческую мораль по скорости
развития - с равнодушным смирением признаем мы перед лицом могущества,
превосходящего наше сознание, черного ящика, откуда в очевидно случайном
порядке появляются то новое средство от мигрени, то лазерная пушка, то
сказочный зверинец, в котором царят боги бесконечно малого - от бозонов до
кварков - и боги бесконечно далекого: всепожирающие черные дыры, налившиеся
кровью красные гиганты, скрючившиеся белые карлики.
Определенно, обыденная жизнь являет немало свидетельств тому, что акции
науки растут. В рекламе белоснежный халат ученого служит пока еще символом
спокойной уверенности в силе научной рациональности, причастности
объективной истине, наделяющей людей науки способностью провидения. Тревога,
опасность? У каждой проблемы свое решение, причем всегда одно и то же: наука
решит проблему... если обеспечить достаточные инвестиции. Проблема СПИДа -
это проблема денег, утверждали лидеры ACTUP/NY[48] во время демонстраций
1993 ода. Подразумевается: у науки найдутся ответы, вопрос только в деньгах
и времени, [47] словно она сводится к стандартному плановому производству,
словно существует метод, гарантирующий открытие. Любопытный парадокс: мы
больше не надеемся на благоденствие, не основанниое на науке, однако же
вполне привыкли к тому, что из черного ящика то и дело выскакивает нечто
совершенно неожиданное, в то время как ожидаемое не появляется вовсе.
Но самое удивительное впереди. Обилию открытий и изобретений странно
диссонирует, как мы говорили, отсутствие науки на культурной сцене.
Симптомом тому служит, например, исчезновение бурных споров, охватывавших
некогда ненаучную публику в связи с теорией Ньютона, эволюционизмом Ламарка
или Дарвина, теорией относительности Эйнштейна. Крупные потасовки последних
десятилетий, запечатленные на обожках журналов, относились исключительно к
экономике, этике, догматике или технике. Пронеслась лихорадка по поводу
холодного ядерного синтеза как неисчерпаемого источника энергии на фоне
эпического полотна, изображающего борьбу Давида-химика с Голиафом
термоядерного (горячего) синтеза. Отгремела яростная схватка на предмет
наличия памяти у воды (имевшая и своих мучеников, и своих инквизиторов).
Справедливо выражалась обеспокоенность генетическими манипуляциями, но это
единственный случай, когда общая ссора повлекла за собой выяснение отношений
если не по поводу наших представлений о мире, то, по крайней мере, по поводу
нашего будущего. Все прочие отражали скорее трения междуучеными и
журналистами, но не состояние науки сегодня.
Скажем прямо, задача непростая. Научный язык стал настолько
специализированным, что даже в лоне единой дисциплины существуют ответвления
и подответвления, представители которых общаются между собой столь же
непринужденно, как, к примеру, папуас и индеец племени навахо. Кроме того,
прожекторы, направляемые на протяжении доброго полувека физиками,
космологами или генетиками, высвечивали в пироде стороны, сбивающие с толку.
Так произошло в субатомном мире, где электрон и иные составляющие материи
больше не могут быть представлены как объект, локализованный в определенном
пространственно-временном объеме, а мыслятся как нечто странное,
проявляющееся то как волна, то как частица, не являясь ни тем ни другим. Так