"Хосе Ортега-и-Гассет. Этюды о любви" - читать интересную книгу автора

опубликованных в газете "Эль Соль" этой осенью, я, как мне представляется,
смог показать, почему сводить одно к другому ошибочно. Достаточно вспомнить
столь очевидный факт, что мужчина испытывает более или менее сильное половое
влечение к бесчисленным женщинам, в то время как своей любовью, сколько бы
ростков она ни пускала, он одарит лишь нескольких, и, следовательно,
уподобление обоих порывов неправомочно. Кроме того, мой любезный
корреспондент утверждает, что "каждый человек любит всей полнотой своих
душевных сил". Но тогда любовь - это нечто большее, чем "сексуальная
потребность". И если есть это большее, если душа наделяет половой инстинкт
всем многообразием свойственных ей порывов, то, значит, перед нами -
психическое явление, чрезвычайно отличное от элементарной половой
потребности, то самое, которое мы называем любовью.
И вряд ли целесообразно называть столь существенный элемент
"лирическими арабесками". Было бы достаточно в минуту покоя, вблизи водоема,
среди гераней и под плывущими над кордовским патио облаками задуматься над
различным содержанием, которое мы вкладываем в слова "любить" и "желать".
Здравомыслящий кордовец тотчас увидел бы, что между любовью и желанием, или
влечением, нет ничего общего, хотя они и взаимопорождаемы: то, чего желают,
иногда начинают любить; то, что мы любим, благодаря тому, что любим, мы
также и желаем.
Было время - например, "сердитого" Реми де Гурмона, - когда считалось
несерьезным поддаваться разглагольствованиям о любви, которая понималась
лишь как проявление чувственности (Phisique de 1'amour[38]). Тем самым роль
полового инстинкта в жизни человека явно преувеличивалась. У истоков этой
уничижительной и извращенной психологической доктрины - в конце XVIII
столетия - еще Бомарше изрек, что "пить, не испытывая жажды, и любить
беспрестанно - только это и отличает человека от животного". Допустим,
однако чего же тогда не хватает животному, "любящему" один раз в году, чтобы
оно превратилось в существо, "любящее" на протяжении всех четырех времен
года? Если с недоверием отнестись ко всему, что не имеет отношения к
элементарным проявлениям полового инстинкта, как объяснить, что животное,
столь апатичное в любви, превратилось в человека, проявляющего в данной
сфере неуемное рвение. Итак, нетрудно догадаться, что у человека, в
сущности, отсутствует половой инстинкт в чистом виде и что он неизменно
замешан как минимум на воображении.
Если бы человек был лишен живой и могучей фантазии, в нем не вспыхивала
бы на каждом шагу сексуальная "любовь". Большая часть проявлений,
приписываемых инстинкту, не имеет к нему отношения. В противном случае они
были бы также присущи и животным. Девять десятых того, что мы привыкли
называть сексуальным чувством, в действительности восходит к нашему дивному
дару воображения, который отнюдь не инстинкт, а нечто прямо противоположное
- созидание. В этой же связи выскажу предположение, что общеизвестное
различие между сексуальностью мужчин и женщин, обусловливающее, как правило,
большую, не осознаваемую ею самой сдержанность женщины в "любви", находит
соответствие в меньшей по сравнению с мужчиной силе ее воображения. Природа,
предусмотрительная и благоразумная, позаботилась об этом, ибо, обладай
женщина той же фантазией, что и мужчина, сладострастие захлестнуло бы мир и
человеческий род, безотчетно отдавшийся наслаждениям, исчез бы с лица
земли[*Сластолюбие, равно как и литература, не инстинкт, а истинное творение
человека. И в том и в другом случаях самое главное - воображение. Почему бы