"Хосе Ортега-и-Гассет. Этюды о любви" - читать интересную книгу автора

вторая из которых непосредственно вытекает из первой. Первая сводится к
следующему: характер нашей индивидуальности определяется не представлениями
и жизненным опытом, не нашим темпераментом, а чем-то куда более зыбким,
воздушным и изначальным. Прежде всего, в нас от природы заложена система
пристрастий и антипатий. Основа ее для всех едина, и все же у каждого она -
своя, готовая в любую минуту вооружить нас для выпадов pro и contra, - некая
батарея симпатий и неприязни. Сердце, специально предназначенное для
выработки пристрастий и антипатий, - опора нашей личности. Еще не зная, что
нас окружает, мы уже бросаемся благодаря ему из стороны в сторону, от одних
ценностей к другим. Этим объясняется наша зоркость по отношению к вещам, в
которых воплощены близкие нашему сердцу ценности, и слепота по отношению к
тем, в которых нашли отражение столь же или даже более высокие ценности,
однако не затрагивающие наших чувств.
Эту идею, аргументировано поддерживаемую ныне всеми философами, я могу
дополнить другой, до сих пор, как мне представляется, никем не выдвинутой.
Очевидно, что при нашем тесном существовании с ближним ни к чему мы так
не стремимся, как к тому, чтобы вникнуть в мир его ценностей, систему его
пристрастий, а следовательно, выявить основу его личности, фундамент его
характера. Точно так же историк, пытающийся понять эпоху, должен прежде
всего уяснить себе шкалу ценностей людей того времени. С другой стороны,
события и речи той поры, которые до нас донесли документы, будут пустым
звуком, загадкой и шарадой, равно как поступки и слова нашего ближнего, пока
мы не увидим за ними в сокровенной глубине те ценности, выражением которых
они служат. Эти глубины сердца и впрямь сокровенны, причем в немалой степени
и для нас самих, коль скоро мы несем их в себе, а, точнее, они несут и ведут
нас по жизни. Заглянуть в темные подвалы личности непросто, как непросто
видеть клочок земли, на который ступает наша нога. Точно так же и зрачку
самому себя не увидеть. Между тем немало жизненных сил мы тратим на
разыгрывание вполне благонамеренной комедии одного актера. Мы придумываем
себе черты характера, причем придумываем на полном серьезе, не для того,
чтобы кого-то ввести в заблуждение, а для того, чтобы замаскироваться от
самих себя. Актерствуя перед собой, мы говорим и действуем под влиянием
ничтожных побуждений, исходящих из социальных условий или нашего
собственного волеизъявления и в мгновение ока подменяющих собой наше
истинное бытие. Если читатель возьмет на себя труд проверить, он с
удивлением - а может, и ужасом - обнаружит, что многие из тех представлений
и чувств, которые он привык считать "своими", на самом деле - ничьи, ибо не
зародились в его душе, а были привнесены в нее извне, как дорожная пыль
оседает на путнике.
Итак, отнюдь не поступки и слова ближнего откроют нам тайники его души.
Мы без труда манипулируем своими поступками и словами. Злодей, который
чередой преступлений предрешил свою участь, способен вдруг совершить
благородный поступок, не перестав при этом быть злодеем. Внимание стоит
обращать не столько на поступки и слова, сколько на то, что кажется менее
важным, - на жесты и мимику. В силу их непреднамеренности они, как правило,
в точности отражают истинную суть наших побуждений[*На причинах этой
способности жестов, мимики, почерка, манеры одеваться, делать тайное явным я
останавливаюсь в эссе "О вселенском феномене выразительности" (" El
Espectador ", t. 7)].
Тем не менее в некоторых ситуациях, мгновениях жизни человек, не