"Хосе Ортега-и-Гассет. Две главные метафоры" - читать интересную книгу автора

реальности так, что ее элементы образуют новые связи. Влажность то
ассоциируется с теплотой, то соединяется с холодом. Изъятый из таких
сочетаний, предмет оставляет за собой очерк пустоты, словно плитка, выпавшая
из мозаики.
Поэтому воспринять предмет тем труднее, чем богаче связи, в которые он
вступает. О его верность себе при любых переменах наша восприимчивость
притупляется.
Вот об этом и речь: есть сущность, которая частью или примесью входит
во все, точно красная нить, вплетенная в любой канат Королевского морского
флота Британии. То всеобщее, неуничтожимое и вездесущее, что неизбежно
сопутствует всякому явлению, и называется сознанием.
Невозможно представить себе что бы то ни было вне отношения к нам:
минимум связей с окружающим - это связь с сознанием. Какими бы разными ни
казались два предмета, они, во всяком случае, имеют одно общее свойство -
быть предметами нашей мысли, объектами для субъекта.
Понятно, что труднее всего познать, почувствовать, описать и определить
именно этот всеобщий, неуничтожимый и вездесущий феномен - сознание. Все
остальное дано и воспринято лишь благодаря ему. Оно, собственно, и есть
данность, открытость разумению. Как обязательная добавка оно входит во все -
входит неотторжимо, незыблемо и непременно. И если мы отличаем холод от
влажности, поскольку влажность связана то с холодом, то с теплом, тогда как
определить саму область их проявлений - сознание? Где без метафоры не
обойтись, так это именно здесь.
Понять же всеобщую связь между объектом и субъектом, иначе говоря,
способность разумения, можно только сравнив ее с другой формой связи,
частичной. Результатом сравнения и будет метафора. Но нужно быть начеку,
чтобы, истолковывая всеобщее через частичное и более доступное, не упустить
из виду, что имеешь дело с научной метафорой, и - по законам поэзии - не
отождествить одного с другим. Оступиться тут рискованно. Ведь от того, как
мы представляем себе сознание, зависит весь наш образ мира, а от него в свою
очередь - нравственность, политика, искусство. Целостное здание мира и бытия
в нем покоится здесь на мельчайшей, неощутимой частице одной-единственной
метафоры.
В самом деле, две главные эпохи человеческой мысли - древний мир,
включая Средневековье, и новое время, начиная с Возрождения - существовали
благодаря двум уподоблениям, теням двух снов, как сказал бы Эсхил. Две эти
ключевые метафоры в истории философии с поэтической точки зрения немногого
стоят. Ими пренебрег бы и зауряднейший лирик.
Как античность объясняла себе тот потрясающий факт, что мир встает
перед нами, облик за обликом разворачивая зрелище бесчисленных предметов?
Уточню смысл вопроса. Взглянем на горную цепь Гуадаррамы. Перед нами гора
высотою около двух тысяч метров, она гранитная, сиреневая с голубым. Но
разум - вне пространства, он безразмерен, бесцветен, не обладает
сопротивлением. Итак, объект и субъект мысли имеют противоположные свойства,
взаимно исключают и друг друга и возможность всякой связи между собой,
поскольку взаимное отрицание связью, конечно, не является. И все же, глядя
на гору, субъект и объект восприятия - гора - образуют вполне положительную
связь: они входят друг в друга, становясь одним. Как будто бы два полностью
исключающих друг друга феномена тем не менее составляют одно. Перед нами
противоречие, не так ли? Но в нем и заключается вопрос. Столкнувшись с