"Хосе Ортега-и-Гассет. Musicalia" - читать интересную книгу автора

"Noblesse oblige"[8] - таков был девиз той кипучей, бурной эпохи, избравшей
непрямой и тяжкий путь подвижничества и творчества. Демократия выбрала
права; аристократия - обязанности.
Итак, подобно тому как демократия признала за каждым права, данные ему
от рождения, романтизм наделил художественными полномочиями каждое чувство,
поскольку оно рождается в человеке. Свобода всегда предполагает определенные
преимущества: право на неограниченную экспансию личности плодотворно в
искусстве прежде всего тогда, когда личность, предпринимающая подобную
экспансию, незаурядна. Но эта же свобода может стать пагубной, если чувства,
которым она неограниченно предоставлена, оказываются низкими, пошлыми.
Романтическая музыка и поэзия представляют нескончаемую исповедь, в
которой художник, не особенно стесняясь, повествует о переживаниях своей
частной жизни. Иногда это частная жизнь выдающегося представителя
человеческой породы, одаренного благородными чувствами, мощным влиянием,
гениальностью. Тогда - как в случае с Шатобрианом, Стендалем, Гейне -
романтизм приносит плоды, вкус которых отбивает вкус к прочим художественным
направлениям. Но так как гораздо проще быть великим художником, чем
интересным человеком, нередко случается, что музыка и поэзия с блеском
описывают нам (в расчете на наше сочувствие) переживания приказчика из
аптеки.
Представьте, к примеру, человека, потерявшего возлюбленную и решившего
вновь посетить то озеро, где год назад любящие сердца уединились под сенью
струй для веселой воскресной пирушки. Более чем вероятно, что чувства этого
человека будут пугающе тривиальны. Даже в лучшем случае это не будут
переживания эстетического порядка. И современный поэт, которому тоже не
чужды некоторые чувствованьица, в подобной ситуации ощутит то же, что ощутил
бы на его месте любой другой далекий от искусства мужчина. Но понимая, что
искусство - это не просто прекрасное украшение, не род toilette[9], который
накладывается на внехудожественную тему, он, подобно Аполлону-Мусагету, в
святом гневе отвергнет даже самую мысль о том, чтобы рифмовать такого рода
эмоции. Ламартин, напротив, на удивление отважно, не упуская ни единой,
перекладывает их в стихи - и вот перед нами сколь знаменитое, столь же и
несносное "Озеро":
"О lac!, l'annee a peine a fini sa carriere,
Et, pres des flots cheris qu elle devait revoir,
Regarde!, je viens seui m'asseoir sur cette pierre
Ou tu la vis s'asseoir!"[10]
Именно такова и романтическая музыка - сентиментальные общие места,
нежащие слух мирного коммерсанта, муниципального служащего, добродетельного
профессора и всех барышень de comptoir.


II

Все мои упреки романтической музыке в целом не значат, что я
недооцениваю романтизм. Я тем более далек от такого взгляда потому, что эта
бурная духовная революция всегда казалась мне одной из самых славных и
героических авантюр в истории. До романтиков чувства, которые часто называли
"страстями", "pathos", то есть "аффектами", обычно приводили человека к
патологии, в лечебницу для душевнобольных, в исповедальню или даже прямой