"Юрий Орлов. Опасные мысли " - читать интересную книгу автораа мой папаша, подстрелить волка. Крутится у двора, подкоп начал, глядишь
овец перережет. Корову, лошадь". "Вороного?" "Не. Тогда у нас другой был. Мерин". "Мерин". "Мерин. А Вороной - жеребец." "Уж кто жеребец, так это ты", - заметила бабушка. Митя с Петей засмеялись. "Ну вот, привязал я накрепко к нашему дубу коровью голову, с Рождества лежала, засел вечером в куст, возле прудка, и дежурю. Ночь идет. Волка нет. А в марте. Не то, чтобы холодно, а зябко. Завернулся получше, ружье под шубу, да, черт, и заснул. Молодой еще совсем был." "Как я?" "Как ты, чуть постарше может". "Годков на ннадцать", - сказала бабушка. "Как ты, - повторил Митя и поерошил мою голову. - Открываю глаза - волки, да не один, два. Тянут-потянут коровью голову, вытянуть не могут, а ружье-то под шубой, спросонья туда, сюда, вытаскиваю, стреляю, трах, дым рассеялся - волков и след простыл. Промахнулся. Ну что ж, иду к бате, стыдно. Отец говорит: ложись на печку, тебе еще за мамкин подол держаться." "На печку? Где мы с бабушкой старые кости греем?" "На ту самую. Проспался, выхожу на улицу, Зюзя, сосед, и спрашивает: не твоя ли, мол, волчица, по деревне в праздничек гуляла? Ка-кая волчица? А подраненная. Ты, говорит, ее подстрелил, ей по лесу не пройтить, пошла дорогой. Давно? Да утрем. Опять я проспал! На лыжи, ружье за плечи, и побежал по следу, по крови." "По крови-и?" дороге, двое. Муж-волк, значит, сопровождает ее в госпиталь. Убью двоих! Да только он как меня увидел, поднялся, за шиворот ее тянет, идем, мол, давай. Она поднялася, побежали, и опять я от них отстал, И так каждый раз. Только догоню, он ее за шиворот, и айда." "Ну, а все-таки она раненая. Уж я замотался, а ей как? Догоняю опять, смотрю, он ее тянет, тянет, а она лежит без движения. Ага! Загнал. Целюсь скорей в его, двух волков теперь-то, думаю, папаше представлю. И что ж ты скажешь? Не уходит. Не уходит! Стоит и на меня смотрит: бей, мол, что делать, я ее на тебя не могу оставить. Не оставишь, думаю, не надо. Дело твое, и жизнь твоя - не моя. Целюсь, глядим в глаза друг другу. Что ж ты, говорю, не бежишь? Так не охота, а расстрел. Неужто за нее жизнь отдашь? Да она ж уже не живая! И кто ты есть - зверь! Тут вдруг она вскочила, и опять они убежали." "Догнал?" спросил я. "Нет." "Почему?" "Не пошел за ними. Помиловал." "Зверей пожалел! - крикнула бабушка. - А людей? Жалел?" "Сравнила, мать. Людей - и зверей. Звери лучше." - "Может и лучше. А сказано: не убий!" - "Нету бога, мать". "Дьякона убил, в церковь коней поставил! Детей расстрелял". "Юнкера - не дети. И революция - не свадьба. Сегодня он юнкер, а завтра - офицер. Я пожалею утром, а меня расстреляют днем. Или - или. Да и - дворянская кровь, чего жалеть? Мне сказано: не выпускай кадет из училища. У |
|
|