"Юрий Орлов. Опасные мысли " - читать интересную книгу автора

а мой папаша, подстрелить волка. Крутится у двора, подкоп начал, глядишь
овец перережет. Корову, лошадь".
"Вороного?"
"Не. Тогда у нас другой был. Мерин".
"Мерин".
"Мерин. А Вороной - жеребец." "Уж кто жеребец, так это ты", - заметила
бабушка. Митя с Петей засмеялись.
"Ну вот, привязал я накрепко к нашему дубу коровью голову, с Рождества
лежала, засел вечером в куст, возле прудка, и дежурю. Ночь идет. Волка нет.
А в марте. Не то, чтобы холодно, а зябко. Завернулся получше, ружье под
шубу, да, черт, и заснул. Молодой еще совсем был."
"Как я?"
"Как ты, чуть постарше может". "Годков на ннадцать", - сказала бабушка.
"Как ты, - повторил Митя и поерошил мою голову. - Открываю глаза - волки, да
не один, два. Тянут-потянут коровью голову, вытянуть не могут, а ружье-то
под шубой, спросонья туда, сюда, вытаскиваю, стреляю, трах, дым рассеялся -
волков и след простыл. Промахнулся. Ну что ж, иду к бате, стыдно. Отец
говорит: ложись на печку, тебе еще за мамкин подол держаться."
"На печку? Где мы с бабушкой старые кости греем?"
"На ту самую. Проспался, выхожу на улицу, Зюзя, сосед, и спрашивает: не
твоя ли, мол, волчица, по деревне в праздничек гуляла? Ка-кая волчица? А
подраненная. Ты, говорит, ее подстрелил, ей по лесу не пройтить, пошла
дорогой. Давно? Да утрем. Опять я проспал! На лыжи, ружье за плечи, и
побежал по следу, по крови."
"По крови-и?"
"Ну да, она ж раненая. Долго бежал. Догнал, наконец. Смотрю, сидят на
дороге, двое. Муж-волк, значит, сопровождает ее в госпиталь. Убью двоих! Да
только он как меня увидел, поднялся, за шиворот ее тянет, идем, мол, давай.
Она поднялася, побежали, и опять я от них отстал, И так каждый раз. Только
догоню, он ее за шиворот, и айда."
"Ну, а все-таки она раненая. Уж я замотался, а ей как? Догоняю опять,
смотрю, он ее тянет, тянет, а она лежит без движения. Ага! Загнал. Целюсь
скорей в его, двух волков теперь-то, думаю, папаше представлю. И что ж ты
скажешь? Не уходит. Не уходит! Стоит и на меня смотрит: бей, мол, что
делать, я ее на тебя не могу оставить. Не оставишь, думаю, не надо. Дело
твое, и жизнь твоя - не моя. Целюсь, глядим в глаза друг другу. Что ж ты,
говорю, не бежишь? Так не охота, а расстрел. Неужто за нее жизнь отдашь? Да
она ж уже не живая! И кто ты есть - зверь! Тут вдруг она вскочила, и опять
они убежали."
"Догнал?" спросил я.
"Нет."
"Почему?"
"Не пошел за ними. Помиловал."
"Зверей пожалел! - крикнула бабушка. - А людей? Жалел?"
"Сравнила, мать. Людей - и зверей. Звери лучше." - "Может и лучше. А
сказано: не убий!" - "Нету бога, мать".
"Дьякона убил, в церковь коней поставил! Детей расстрелял".
"Юнкера - не дети. И революция - не свадьба. Сегодня он юнкер, а
завтра - офицер. Я пожалею утром, а меня расстреляют днем. Или - или. Да и -
дворянская кровь, чего жалеть? Мне сказано: не выпускай кадет из училища. У