"Юрий Орлов. Опасные мысли " - читать интересную книгу автора"Справедливое" и "рациональное" советское общество утопило само себя в
океане крови, и затем ему потребовалось три десятилетия, чтобы снова выплыть на поверхность. Шестьдесят пять миллионов - мертвы. Шестьдесят пять миллионов. Любое будущее общество, основанное на экстремальной концепции справедливости, рациональности и окончательного решения социальных проблем, придет к такому же концу. Как русский диссидент, я участвовал в движении, которое помогло советскому обществу вынырнуть на поверхность. Сегодня, высланный из страны, я наблюдаю с оптимизмом, как она начинает плыть к берегам. У меня нет сомнений, что в двадцать первом столетии этот недоросток истории станет здоровым и нормальным народом. Может быть, другие народы чему-то научатся на опыте русской трагедии. Но величайшая проблема, проблема Беспощадного Интеллекта, останется неразрешимой. 22 июля 1991 ГЛАВА ПЕРВАЯ ПЕЛАГЕЯ Я помню все после волков. Однажды бабушка запрягла нашу лошадь, уложила в розвальни мешки с картошкой и пристроила между ними меня, завернутого в огромную шубу. После этого ей надо было сказать: "Все знают, лучше пелагеиной картошки нет между Москвой и Смоленском", и она это сказала. Уселась в сани, тряхнула вожжами, причмокнула - "Но, Воронок, но-о-о, голубок!" - и мы поехали на железнодорожную станцию Дровнино торговать. погрузил морду в мешок с овсом, поводя ушами на паровозы, обдававшие его паром. Я сидел в санях, укутанный в шубу, и наблюдал, что происходит. "Пелагея! Бабка! - кричали пассажиры. - Ты что ль Пелагея? Сыпь живее рассыпчатую!" Она опрокидывала полные ведра в их облезлые сумки, принимала деньги, они спешили обратно к своим вагонам; случалось, не успевали заплатить или наоборот - забрать картошку, и тогда рубли летели из уносящихся дверей, или она бежала с полным ведром, догоняя протянутые руки; и "Наддай пару, бабка, наддай пару, деда не догонишь!" неслось со всех сторон. "Не догонишь! - передразнивала она, наполняя ведра к следующему поезду. - Догонишь. Как не догнать? Все там будем. Царствие ему небесное. Не замерз, Егорушка?" Я был Егор по крещению. "Юрий - это от матери, - объясняла бабушка. - А по-настоящему ты Егор, Егорий". Дед умер где-то в Москве еще до моего рожденья, я его никогда не видел. Теперь мне шел четвертый год. Напившись горячего чаю в шумной, пропахшей махоркой и тулупами чайной, поехали мы домой. Уже потемнело. Никого, кроме нас, не было на лесной дороге. Лежа на спине, я смотрел на верхушки елей, на пушистые звезды. Вороной бежал себе трусцою. Звенел колокольчик на его дуге. Потом он превратился в станционный колокол - я был машинистом на паровозе. Мне улыбался чумазый кочегар... И проснулся. Что-то изменилось: били копыта, подпрыгивали сани. Бабушка кричала - кричала и молилась: "Пречистая Дева! Божия матерь. Помилуй и |
|
|