"Юрий Орлов. Опасные мысли " - читать интересную книгу автора

повесить; виселицей должна была служить наша старая ветла. Представление,
однако, не удавалось, вцепившись в веревку, Васька подтягивался на лапах.
Ему хотелось жить. Братья возились долго. Наконец, усмехнувшись, Митя
отвязал веревку с сука и стал с размаху бить Васькой по воротам. Но и это не
помогало.
Петя вынес берданку и пристрелил кота.
"Вы, ироды!" - крикнула бабушка, схватив меня за руку. Я вырвался и
убежал в лес.
В последнее лето перед коллективизацией, когда мне было уже почти пять,
в нашем деревенском доме собралась вся семья. Приехали мать с отцом и сестра
отца тетя Зина. Первые дни я немного дичился родителей: они жили и работали
в Москве, а я почти все время с бабушкой в деревне. Как велели доктора, мать
отвезла меня сюда, помиравшего от коклюша, в шестимесячном возрасте. Потом,
когда я помирал от других болезней, бабушка возила меня в Москву, и мать
давала мне там свою кровь. Но не осталось ранних воспоминаний ни о матери,
ни об отце. Правда, об отце всегда много говорили в доме. Он начал учиться
на рабфаке, и Митя с Петей этим гордились очень, как и я, хотя я не понимал,
что такое рабфак. Братья отца немного боялись. Мите было тогда 29, Пете 22,
отцу 26. Он был хмур, у него открылось кровохарканье. Моя красивая мама
казалась всегда веселой.
В тот июнь женщины целыми днями варили варенье, мужчины, конечно,
обсуждали политику, а я вертелся между ними. "Мать, - сказал раз отец, -
что-то мы заскучали. Пошли бы с бреднем. Ты у нас мастерица ловить рыбу".
"Сейчас, Феденька, сейчас и пойдем", -сказала бабушка, засуетилась,
надела мужицкие брюки, сапоги, вытащила бредень, ведра, и мы двинулись на
речку. Это была лесная, совсем маленькая спокойная речка с красивыми
плесами.
"Тебе бы, Федя, лучше не лезть в воду", - заикнулась было Пелагея.
"Ма-ать!"
Облипшие тиной и ряской отец и бабушка вели бредень. Митя, шумно
бултыхаясь, загонял рыбу в сеть. Шагов пять-десять, и бредень выкидывали на
берег; в тине барахтались щуки, красноглазые окуни. Пара ведер заполнилась
за два часа. Отец повеселел.
Через две недели гости разъехались. Отпуска кончились.
Кончилась в июле и сельская идиллия. Был 1929 год.
Митя сразу сообразил, куда гнут дело.
"Надо, Петя, ликвидироваться; дранки, крыши - к той и этой матери, и
чем скорей, тем лучше. В деревне больше делать нечего. Частнику крышка!"
"Какие мы частники?"
"Какие ни какие. На завод пойдем. Да и всем бы тут лучше смотаться, к
той, и к этой, три бога, матери".
Но им не удалось смотаться быстро. Как участника гражданской войны,
орденоносца, а, главное, работавшего когда-то в милиции, Митю поставили
проводить коллективизацию в нашей деревне. Обещали отпустить на завод, когда
он околхозит сто процентов односельчан. Петя ему помогал. У нас дома, в
приделе он рисовал агитлистки "ЗА КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЮ!"
"Чем скорей дадим им те и эти, истребись они, сто процентов, - говорил
Митя, - тем скорее, трам-тарарам, смоемся, туда и сюда".
Остальное я услышал, когда уже подрос, от бабушки.
Митя хорошо понимал, что значит "ликвидировать кулака, как класс" - еще