"Раиса Д.Орлова-Копелева. Двери открываются медленно" - читать интересную книгу автора

чужом горе, для них существует только русское горе. И это лучшие, те, кого
заботят не только их личные дела, не только их существование. Ведь даже те
москвичи, которые погружены в заботы о своих терпящих бедствия
соотечественниках, редко представляют себе, что три миллиона людей погибли в
Камбодже, что миллионы людей в Индии, Африке, в нескольких странах Латинской
Америки умирают от голода.
Трудно эмигранту, особенно эмигранту из России, войти в другой мир, но
если человек сам не приложит серьезных усилий, то двери уж наверняка не
откроются.
Между тем, люди ворчат, негодуют, ругательски ругают тот самый Запад,
который дает им возможность и жить и ругать его сколько угодно...
Другая крайность - прошлое отрезается начисто. Чем скорее и решительнее,
тем лучше. Овладевают языком так, чтобы и следа русского не осталось,
становятся американцами, немцами, французами. Так поступают чаще молодые, но
иногда и зрелые люди. Один ученый-гуманитарий (он был в СССР в своей области
известен) на Западе наложил на себя запрет: два года не читать ни строки
по-русски. И начал писать по-французски.
- С какой скоростью от вас отдаляется Москва?
Вопрос - как удар. Хотела ответить сразу: "Нисколько не отдаляется". А
вопрос-то серьезный. В чем-то я и приблизилась к Москве. Не помню, когда я
так много, так сосредоточено думала о ней, о своих близких.
Но Москва и отдаляется: забываю то название переулка, то имя приятеля, то
дату. Да, конечно, это и возрастное; я уже даже от своих дочерей успела еще
дома услышать: "Мы ничего не помним...". Но сейчас-то невольно все припи
(??)

На выставке советского искусства в Кельне - лето 1982 года - спорю с
многочисленными противниками ("...старо... традиционно... девятнадцатый
век..."). Это искусство (его называют еще "официальным") противопоставляется
нонконформистскому, но только лишь потому, что этих художников не исключили
из Союза художников, более того - некоторые ездят за границу, и картины их
выставляются.
Могу ли я, однако, объективно судить о живописи (оставляю в стороне, что я
вовсе не компетентна в живописи, - но пишут художники не для
искусствоведов), когда вижу на картине церковь. Мимо этой московской церкви
я сотни раз ходила в Библиотеку иностранной литературы и останавливалась.
Особенный синий цвет, даже в дивном Коломенском такого нет. Или пейзажи
Замоскворечья - эти картины впервые увидела больше двадцати лет назад и
помню "прототипы" этой крыши, этого кривого переулка. А ведь у моих
собеседников нет этих ассоциаций, и они, естественно, судят: "живопись как
живопись".
Да, меня как охватила ностальгия еще в Москве, когда поездка (не отъезд)
приближалась, так и не отпускает, держит цепко. Старое слово. Теперь,
наверное, надо называть это чувство по-иному.
Но у всех по-разному. Вот писателя Александра Зиновьева спросили на
лекции, испытывает ли он тоску по России.
- России нет, есть СССР, так что проблема закрыта.
Может, он и эпатирует публику, с ним такое нередко бывает. Но если это
соответствует его мыслям, значит, он и впрямь там ничего не оставил, кроме
изображенного им тотального царства уродов, негодяев, мошенников, рабов,