"Раиса Д.Орлова-Копелева. Двери открываются медленно" - читать интересную книгу автора

что происходит в Польше теперь (*).

(* С 13 декабря 1981 года в Польше было введено военное положение. *)

Русский поэт-изгнанник Иосиф Бродский в одном из интервью сказал, что,
вероятно, писал бы стихи, подобные тем, которые пишет в Америке, в любом
месте, где бы ни стоял его письменный стол. Но сколько обыкновенной тоски по
своему Ленинграду и в интервью, и в автобиографической прозе, написанной
по-английски, и в стихах о чем-то совсем другом - будь то шотландская
королева или венецианские впечатления.
Каждый пытается преодолеть тоску, отчаяние по-своему. Я назвала трех
писателей, наделенных даром, талантом. Их судьбы исключительны. Но
эмигрируют отнюдь не только писатели.
Еще дома я читала романы Ремарка - "Люби ближнего своего", "Триумфальную
арку"; "Транзит" Анны Зегерс. Читала о том, как эмигранты бедствовали, как
им было тоскливо и страшно в чужом мире; о том, как в Париже, в Праге, в
Нью-Йорке, в Буэнос-Айресе эмигранты спивались, сходили с ума, кончали
самоубийством. Читала о том же и в книгах русских писателей-эмигрантов.
Спроси меня тогда, знаю ли я, что такое эмиграция, я бы, наверное,
вспомнила про эти книги. Я знала, но совсем иным знанием. Не сегодняшним,
когда все невольно воспринимается и сквозь свой собственный опыт.
Эмигранты "третьей волны" живут в большинстве своем гораздо лучше, чем их
предшественники в двадцатые годы.
Я не забываю о том, что и мой опыт - тоже исключение. И потому, что мы
эмигранты вынужденные, мы уезжать не собирались. И потому, что у нас было
много друзей в Германии, в США и других странах. И потому, что в силу
особенностей биографии моего мужа, его корневых связей с Германией перед
нами распахнулось столько дверей, что до конца жизни едва ли хватит времени
во все войти...
Но так - у очень немногих.
...Молодой человек рассказывает:
- Мои родители бежали из Венгрии после 1956 года, а я родился уже здесь, в
Германии.
- А что делают ваши родители?
- Они умерли. От тоски по родине.
Сказал щемяще-достоверно.
От тоски никакая исключительность не спасает.
И сегодня в наш дом приходит множество вестей о тяжких эмигрантских
судьбах: о венских, итальянских пансионах, немецких лагерях для беженцев, о
напрасных поисках работы, об отказах в праве убежища. Конечно, в
лефортовских камерах, в лагерях Потьмы хуже. Но и так несладко.
Со средой эмигрантов непосредственно сталкиваюсь нечасто. Газеты и журналы
я просматриваю, а когда приезжаем в Мюнхен, Париж, Нью-Йорк, неизбежно
встречаем не только друзей - одна из истинных радостей, - но и земляков,
однако совершенно чужих, а то и чуждых.
Для одних Запада как бы и вовсе не существует, грубая сила их вытолкнула,
они в Париже, Нью-Йорке, Мюнхене, но их жизнь, пусть в воспоминаниях,
продолжается в Москве, Киеве, Ленинграде. Не знают и не учат иностранные
языки, читают только русские книги, интересуются только русскими делами,
встречаются только с земляками. Ничего и знать не хотят о чужих бедах, о