"Раиса Д.Орлова-Копелева. Двери открываются медленно" - читать интересную книгу автора

стремлении облегчить горе дальних; они жертвуют деньги, посылают одежду,
лекарства. В Польшу идет грузовик за грузовиком. Вспоминаю Чехова:


"Надо, чтобы у двери каждого счастливого человека стоял кто-нибудь с
молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные..."


Этот стук не умолкает во многих немецких домах.
Иностранные рабочие, так же как и бунтующие молодые пары, и те, кто терпит
бедствия на разных материках, - это все здесь посланцы иного мира,
воспринимаемого подчас людьми благополучными как мир хаоса. Он рядом. Он
грозит затопить, поглотить комфортабельные немецкие дома, где хозяйки
неутомимо протирают каждый сантиметр, моют не только лестницы, балконы, но и
тротуары.
А, быть может, упорядоченность тоже помогает выстоять перед жизнью?
Александр Блок, чье творчество исполнено и страстей разрушительных, вел
книгу записей, занося в нее всех, кто его посещал.
- Александр Александрович, для чего вы это делаете?
- Борюсь с хаосом.
В хаосе жить трудно, почти невозможно. Но сегодня кажется невозможным и
другое: закрыть глаза, заткнуть уши, сказать:
"В мой дом хаосу вход запрещен..." (*).

(* Позже услышала: "За порогом твоего дома не хаос, а другой космос". В.
Вюльфинг. *)

Нам рассказали об одной большой немецкой семье, которая твердо решила
уехать из огнеопасной Европы: ведь вот-вот может произойти взрыв. Долго
изучали географические карты. Отказались от Австралии - недостаточно
удалена. Продали все, что у них было, и купили большую ферму на Фолклендских
островах. Через месяц началась англо-аргентинская война.

* * *

Едва дверь в иной мир приоткрылась, хлынул поток впечатлений. Больше, чем
могу вместить, несравненно больше, чем могу осмыслить. И бесчисленные
вопросы, на которые нет ответов, и детали, которые пока не помещаются
никуда, для них еще нет у меня "полки", куда их можно отнести.
...В один из первых вечеров в Кельне мы вышли погулять вдоль Рейна. Кроме
нас - ни души. Шли по городу с миллионным населением, словно по пустыне.
Вдоль улиц вереницы машин "на приколе". И сейчас, когда вечерами гуляем в
парке, кроме нас - никого. Рассказали знакомому, что это нам в диковинку.
- А у нас в городе в восемь вечера луну уже выключают, а тротуары
скатывают к стенкам.
Мое восприятие окружающего и прежде было ограниченным. После обрушившегося
удара - мы лишены гражданства, нас не пустят обратно в Москву - картина,
быть может, и вовсе исказилась: сквозь слезы любой, самый яркий мир
становится мутным.
- Что для вас труднее всего в здешней жизни? - спросили меня.