"Генри Лайон Олди. Человек Номоса" - читать интересную книгу автора

небо-то? Разве что в надежде разглядеть спасительное облачко, которое хоть
ненадолго закроет лик пышущего жаром божества? Зря вы это, уважаемые, и не
надейтесь - после явления над ночным небокраем Орионова Пса[5], звезды
вредоносной, не бывать днем спасительным облакам!
Лениво щипали жухлую траву привычные ко всему козы. Пастухи-козопасы
забрались в шалаши, вполглаза приглядывая оттуда за своими подопечными; даже
птицы смолкли - и только громкий стрекот цикад разносился кругом. Да еще
ворчал в отдалении никогда не смолкающий шум прибоя, жалуясь на вечность.
Впрочем, нет - вот еще чьи-то голоса:

- ...не по правилам! стены не ломают! надо идти в ворота...
- Сам иди в свои ворота! Там твои воины! Вон сколько! А я тебя обманул!
Я сзади обошел; и стенку поломал... Сдавайся!
Огненно-рыжий малыш в подтверждение сказанного обрушивает еще две-три
жердочки в аккуратной изгороди. Игрушечный "город", с таким старанием
выстроенный его "противником", становится вовсе беззащитным.
Заходите, люди добрые, берите что хотите!
- Фигушки!.. - ворчит белобрысый "противник", сверстник рыжего. -
Стенку нельзя сломать! Она каменная.
- А вот и не каменная!
- А вот и каменная! Ее ручной циклоп строил... Когда ломают, грохоту -
трах-бабах! Мои бы услышали. И прибежали!
- А вот и не услышали! А вот и не прибежали! Твои все у ворот
окаменели! - рыжий (в придачу он еще и курчав, как аркадский барашек!) тычет
пальцем в дюжину ярко раскрашенных фигурок из липы: стражу городских ворот.
- Фигушки! - не сдается белобрысый, украдкой вытирая слезу, недостойную
героя-полководца. - Ты зачем мою стенку пальцем ломал? Не по правилам! Боги
не воюют!
Упрек попал в самую точку. Рыжий на мгновение смущенно потупился. Сунул
в нос палец, которым не по правилам ломал циклопические стены, словно
надеясь выковырять нужный ответ, и тут же просиял:
- А это не боги! За меня - Геракл! Он, знаешь, какой? он ого-го какой!
как гора! Ему твою стенку сломать...
Неожиданно рыжий умолкает, не окончив пламенной речи о величии Геракла.
Оборачивается, исподлобья глядя снизу вверх - как если бы к нему подошел
кто-то из взрослых, окликнув по имени. Глядеть снизу вверх больно: там небо.
Небо и солнце. Но он все равно глядит, этот рыжий упрямец.
- Геракл за обманщиков не воюет! Он хороший, он только с
чудовищами... - белобрысый тоже умолкает. С недоумением смотрит на
приятеля. - Эй, ты чего? чего ты?!
- ...ты же видишь, мы играем! - пропустив мимо ушей вопрос белобрысого,
заявляет рыжий куда-то в пространство; заявляет совершенно другим тоном, чем
тот, каким он минутой раньше спорил с приятелем.
Так говорят с приставучими и непонятливыми взрослыми, которым, к
сожалению, нельзя сказать просто: "Отстань!"
- ...дядя, я не умею. Чего? Строить не умею... этот... кентафер твой! А
ты сам попроси. Ментора папу попроси, дядю Алкима. Он все знает! Ладно? -
рыжему очень хочется поскорее вернуться к прерванной игре, но отделаться от
загадочного собеседника, похоже, не так-то просто.