"Генри Лайон Олди. Человек Номоса" - читать интересную книгу автора

- Одиссей! Ментор! Одиссей! Где вы?!

- Мы здесь, тетя Эвриклея! - спешит подать голос приятель рыжего.
Кажется, он доволен явлением знакомой "тети": поведение друга страшит его,
хотя малыш никогда и никому не признался бы в этом вслух.
- Басилей[6] Лаэрт призывает своего сына! И ты, Ментор, тоже иди... Да
где же вы прячетесь?
Голос быстро приближается.
Вскоре из-за деревьев сада - о, сад басилея Лаэрта прославлен далеко за
пределами Итаки! - появляется его обладательница: статная женщина лет
двадцати пяти. Строгий, без блестящей мишуры, гиматий песочного цвета; на
ногах - сандалии из мягкой кожи, с крохотными бубенчиками около завязок. На
шее мерцает теплым светом единственная нить сердоликовых бус (камни
подобраны один к одному, со знанием дела). Иссиня-черные волосы уложены на
затылке хитрой раковиной, по неведомой заморской моде (на острове таких
причесок больше никто не носит), и скреплены серебряной заколкой. Стройная
фигура, полная грудь, еще более подчеркнутая высоко повязанным поясом...
Впрочем, мальчишкам, конечно же, до фигуры женщины нет никакого дела. А
до ее груди дело было лишь у одного, и то это славное дело закончилось
давным-давно. Зато оба прекрасно знают другое: Гераклу не успеть
окончательно доломать стенку. Потому что за полководцами, а может быть, даже
за двумя бессмертными богами, явилась тетя Эвриклея - приставленная к рыжему
обманщику Одиссею няня (она же в прошлом кормилица), рабыня басилея Лаэрта.
Правда, ни видом своим, ни поведением тетя Эвриклея на рабыню отнюдь не
походит; но рабы и рабыни на Итаке, в особенности же - личные рабы басилея
Лаэрта, прозванного в глаза Садовником, а за глаза... Понимаете, это
разговор особый. Можно сказать, совсем особый разговор. А сейчас из всего
этого наиособенного разговора ясно главное: хочешь - не хочешь, а придется
игру заканчивать и идти во дворец.
Жалко.
Дворец - это дворец, не в пример скучней.
Но игра уже все равно испорчена, так что приятели со вздохом
поднимаются, уныло натягивают сброшенные ранее хитончики, и следуют за
Эвриклеей через сад по одной из знакомых дорожек. Мимо серебристых олив,
мимо яблонь самых разнообразных сортов (есть здесь и две тайные яблоньки, но
они растут в дальнем, специально отгороженном углу сада, где всегда начеку
суровые стражи, и куда мальчишек не пускают, будь ты хоть трижды сыном
басилея!); мимо груш и гранатовых деревьев, смоковниц и... нет, не упомнить,
как все эти диковинки называются - слишком много тут растет всякого-разного!
- Няня? Няня, а что такое... кентафер?
Это рыжий Одиссей. Молчал, молчал, да и спросил.
- Кентавр? - у няни легкий, едва уловимый акцент: она картавит. - Ты
разве не знаешь, маленький хозяин? Наполовину человек, наполовину конь...
- Не-е, не кентавр! про кентавра я сам знаю! Этот... кен... кентафер!..
нет, кенотафер! Который строят!
Эвриклея едва не споткнулась, но сумела взять себя в руки.
- Кенотаф, маленький хозяин. Кенотаф - это такая гробница. Могила.
Только... ну, как бы ненастоящая. Понимаешь, внутри нее никого нет. Если
человек погиб на чужбине, или утонул в море, или пропал без вести... В
общем, если его не смогли похоронить, как полагается, то ему строят кенотаф.