"Эдвард Олби. Что случилось в зоопарке (Пьеса в одном действии) " - читать интересную книгу автора

Питер. Я... Я иногда не очень умею выражать свои мысли. (Пытается
подшутить над собой.) Я ведь издатель, а не писатель.
Джерри (усмехается, но не этой шутке). Ну ладно. Если говорить правду,
то это я фамильярен с вами.
Питер. Нет, что вы.
Джерри. Ладно. Кто ваши любимые писатели? Бодлер и Маркенд?
Питер (осторожно). Я многих писателей люблю. У меня довольно
универсальные вкусы, если можно так выразиться. Эти двое, конечно,
великолепны, каждый в своем роде. (Воодушевляясь.) Бодлер, конечно... э-э...
гораздо выше, но и Маркенд занимает свое место... в нашей... э-э...
отечественной...
Джерри. Бросьте.
Питер. Я... впрочем, прошу прощения.
Джерри. Знаете, что я сделал перед тем, как пойти в зоопарк? Я прошел
пешком всю Пятую авеню от Вашингтон-сквер - всю дорогу пешком.
Питер. О, вы живете в Гринич Виллидже! (Это соображение, видимо,
помогает ему что-то понять.)
Джерри. Нет, я там не живу. Я доехал до Виллиджа на метро, чтобы оттуда
по Пятой авеню дойти до зоопарка. Иногда человек должен сделать большой крюк
в сторону, чтобы верным и кратчайшим путем вернуться назад. Порой это просто
необходимо.
Питер (почти недовольно). О, а я думал, вы живете в Гринич Виллидже.
Джерри. Вы что хотите? Сделать все на свете удобопонятным? Навести
порядок? Разложить все по полочкам? Ну что ж, могу вам рассказать. Я живу в
старом четырехэтажном доме, где сдаются комнаты. Я живу на последнем этаже,
мое окно выходит во двор, на западную сторону. Это смехотворно тесная
каморка, вместо одной стены там дощатая перегородка, эта перегородка
отделяет мою каморку от другой смехотворно маленькой каморки; наверно,
когда-то вместо этих двух была одна комнатенка, маленькая, но не настолько
смехотворно. За перегородкой живет чернокожий педик, который всегда держит
дверь настежь, ну, в общем, не всегда, но ВСЕГДА, когда он выщипывает себе
брови, что он делает с буддийской сосредоточенностью. У него гнилые зубы, и
притом редкие, и он ходит в японском кимоно, тоже очень реденьком; в этом
кимоно он бегает на лестницу в клозет и обратно, и это бывает очень часто.
То есть он часто ходит в клозет. Ко мне он никогда не пристает и никого не
приводит в свою каморку. Он выщипывает себе брови, носит кимоно и ходит в
клозет, вот и все. На моем этаже есть еще две комнаты окнами на улицу; те,
кажется, чуть побольше, но тоже крохотные. В одной живет семья
пуэрториканцев: муж, жена и куча детей, сколько именно, я так и не знаю. Там
всегда крик и гам. Во второй комнате тоже кто-то живет, но я не знаю кто.
Никогда не видел. Никогда.
Питер (недоуменно). Почему... почему же вы там живете?
Джерри (опять рассеянно). Не знаю. Питер. Очевидно, это малоприятное
место... этот дом, где вы живете.
Джерри. О да, это вам не квартира на Семьдесят четвертой улице. Но с
другой стороны, у меня же нет одной жены, двух дочек, двух кошек и двух
попугайчиков. Что у меня есть? Бритва и мыльница, кое-какая одежонка,
электроплитка, которую в этом доме не разрешается держать, консервный нож -
такой, знаете, с ключом; нож, пара вилок и пара ложек, столовая и чайная,
три тарелки, чашка с блюдцем, стакан, две рамки для фотографий, обе пустые,