"Фрэнк О'Коннор. Скряга" - читать интересную книгу автора

сквозняков, помыть стены, а при этом молодая монашка следовала за ним с
пульверизатором - морила, видите ли, клопов. Как будто несколько
несчастных клопов кому-то когда-то мешали!
Бунт Фэкси выразился в том, что он тихонько ворчал себе под нос про
тех, которые только и знают, что всю жизнь нежить задницу на перине, когда
бедные солдаты спят под открытым небом, и вместо матрасов у них могильные
плиты, а вокруг одни трупы, и ничего, не жалуются. Совершая свой крестный
путь, он иногда свирепо поглядывал на Девере, ожидая от него хоть одного
слова, призывающего к мятежу, но старик лежал, отвернувшись, уставив свои
испуганные мутные глаза в дальнюю ртенку, Он, казалось, вообразил, чтр
надо только лежать, затаившись, и сержант в юбке подумает, будто он помер.
Но потом наступил его черед, и Фэкси, стоя на лестничной площадке на
четвереньках и подглядывая в дверную скважину, увидел, как монашки содрали
с Девере всю одежду, оставив его в чем мать родила, и вымыли его спереди
сверху донизу. "Иисусе Христе, смилуйся над нами!" - пробормотал Фэкси. Он
решил, что настал конец света. Потом монашки перевернули старика на живот
и вымыли его сзади сверху донизу. Старик ни разу даже не застонал и не
охнул, он лежал себе, не шелохнувшись, точно христианский мученик на
костре, уставившись остекленелым взглядом, соответственно, сперва в
потолок, потом в пол, чтобы не смущать монахинь лицезрением того, чего им
видеть не полагалось. Ои крепился, сколько мог, но когда терпеть дольше
стало невмоготу, завопил, требуя Фэкси и ведро. Но тут, к ужасу Фэкси,
старику отказали даже в этом, последнем, приличии, заставили сесть на
постели, после чего молодая схватила его под мышки, а сержант в юбке
водрузила его на какой-то новомодный хомут, заранее заказанный в аптеке.
Этого Фэкси уже не вынес. В душе он был человеком верующим, и это
зрелище - женщины в монашеском одеянии, которые, забыв всякий стыд, ведут
себя, как больничные санитары, - сломило его дух. Он застонал и,
схватившись за волосы, проклял господа бога. Он не стал смотреть дальше,
как остригут хозяина и вытащат из-под него и сожгут матрас и простыни, на
которых тот так уютненько спал все эти долгие годы. Фэкси беспокойно
засновал из лавки на улицу и с улицы в лавку, посматривая вверх на окна
или прислушиваясь у подножья лестницы и рассказывая свою печальную повесть
каждому прохожему. "Мы сами не знали, до чего нам счастливо жилось, -
рычал оп. - Смилуйся господь над теми, кто попадает к ним в лапы! Мы жили
по-королевски, а теперь... Посмотрите на нас теперь: точно нищие в
работном доме, ничегошеныш у нас своего не осталось!"
Он и в кухню не заходил, опасаясь, что сержант в юбке набросится на
него и тоже разденет догола. Стыда у нее нет. Чего доброго, скажет, что он
грязный! Женщина, которая могла такое отмочить про пол в спальне, ни перед
чем не остановится. И только улучив минуту, когда она занялась чем-то
другим, он прокрался наверх и бесшумно толкнул дверь в спальню. Комната
была неузнаваема. Перемена ужасно огорчила Фэкси. Он понял, что нет у него
больше родного дома: окна раскрыты, сквозняк такой, что шкуру может
сорвать, на столике у постели ваза с цветами... Старик лежал, как покойник
- чистый, убранный и не шевелился. Лишь спустя несколько минут он открыл
утомленные, налитые кровью глаза и поглядел на Фэкси с отсутствующим,
совершенно убитым видом. Фэкси свирепо взирал на него сверху вниз, как
гигантская тощая птица; вцепившись пальцами в свою поношенную старую
рубашку, он обнажил грудь и тряс своей костистой головой.