"Николай Сергеевич Оганесов. Двое из прошлого (Повесть) " - читать интересную книгу автора

получиться еще хуже.
К левому лацкану пиджака были приколоты три орденские планки,
соединенные в одну колодку. Он было потянулся, чтобы снять их, но,
подумав, оставил. Обмотал горло теплым шарфом и, взвалив на плечи тяжелое
драповое пальто с каракулевым воротником, вышел из квартиры.
В подъезде Тихойванов остановился под свисавшим с потолка матовым
плафоном. Было еще рано. Не было половины седьмого. К нему ненадолго
вернулось ощущение бесмысленности того, что он собирался предпринять. "Ну
что мне скажут в милиции? - подумал он. - Что идет расследование? Я и так
это знаю. Зачем же идти? Зачем отрывать людей от работы? Чтобы ублажить
дочь? Исполнить ее очередной каприз?"
На душе стало скверно. Часом раньше квартира, а теперь и подъезд,
пустой и гулкий, показался ему чужим, неуютным и безликим в своей наготе
помещением, куда он забрел по ошибке, перепутав адрес. Живя у сестры, он
успел отвыкнуть от этой холодной в любое время года глубины лестничных
пролетов, от истертого мрамора ступеней, от запаха сырости, которым даже
сейчас, зимой, было пропитано все от подвала до чердака.
"Когда мы вселились сюда, в этот дом? - подумалось ему. - Ну да, в
тридцать девятом. Летом тридцать девятого!"
В памяти совершенно отчетливо всплыл тот бесконечно далекий солнечный
июльский день. Вспомнился отец, еще совсем молодой, с большими
буденовскими усами, с пустым рукавом, заправленным под узкий украшенный
серебряной насечкой ремень. Он ловко орудовал одной рукой, легко
подхватывал с телеги узлы с вещами, перебрасывал их за спину и нес в
квартиру, где одуряюще пахло свежей побелкой и столярным клеем. Имущества
у них тогда было немного, а по нынешним меркам и вовсе ерунда, зато
имелась герань - первый и вернейший признак оседлости. Ее поставили на
подоконник и специально выходили во двор, чтобы полюбоваться на манящее,
по-домашнему уютное окно с пышным зеленым кустом, усеянным
багрово-красными цветками. Да, полюбоваться было чем...
Федор Константинович вышел из подъезда под куцый бетонный козырек,
постоял, задумчиво Глядя на легкую, стлавшуюся по влажному булыжнику
поземку. Снежная пыль вздымалась облачком и неслась по двору, пока не
натыкалась на встречный поток воздуха. Тогда она закручивалась маленькими
смерчами и спадала на булыжник. Небо заметно посветлело, из темно-синего
стало сиреневым, с голубизной. Кляксами чернели на деревьях гнезда. С
ветвей срывались комки снега и рассыпались на лету искрящейся пылью.
Тихойванов прошел через темный тоннель подворотни и не спеша двинулся
вдоль улицы.
Мысленно он все еще был в прошлом, там, где навсегда остались отец,
переезд на новую квартиру, его собственное беззаботное детство. Ему
вспомнилось, как однажды - кажется, это было на Первое мая в сорок
первом - они с отцом вышли во двор, и обомлевшие мальчишки, разинув рты,
уставились на орден Красного Знамени, привинченный к отцовской
гимнастерке. Орден надевался до обидного редко, два-три раза в год. Но
если уж он появлялся на отцовской груди, то праздник становился
торжественней вдвойне.
Как он тогда гордился отцом! В свои семнадцать, как и все сверстники,
мечтал о подвигах, о большом, полезном для Родины деле, зачитывался
газетами, бегал в "Ударник" на трилогию о Максиме, на "Щорса" и ждал, с