"Владимир Федорович Одоевский. Русские ночи" - читать интересную книгу автора

по-видимому, написан в сильном волнении духа, напоминает библейские
выражения, вероятно тогда читанные автором, и написан рукою почти
неразбираемою; во многих местах не дописаны слова, и, кажется, недостает
окончания.

ЦЕЦИЛИЯ

Дай мне силу над сердцами.
С тайных дум покров сорви:
Чтоб я мог всевластным духом
Целый мир наполнить звуком
Вдохновенья и любви.

Шевырев. Песнь к Цецилии,
покровительнице
гармонии. {12}

...Не людей он бежал, но их счастия; не бедствий, но жизни; не жизни,
но души вопрошающей. Не покоя он искал, но свинцового сна. Не нашел он того,
чего искал, и то, от чего он скрывался, - растопило хладные своды его
темницы. Здесь скорбь создала ему дом; осветила его взором отчаяния,
населила его неслышимым воплем, стыдливой слезою и безумным смехом; ум и
сердце раздрала на части и заклала их на своем жертвеннике; чашу жизни
переполнила желчью.
Где же ты, премудрость? Где семь столпов твоих? Где твоя трапеза? Где
царственное слово? Где рабы твои, посланные на высокое делание?
Так печальна жизнь наша, нет исцеления и гробы безмолвны? Случайно
родимся мы, проживем и будем как не бывали? дымом разойдется душа человека и
теплое слово погаснет, как ветром занесенная искра? и имя наше забвенно
будет во время, и никто не воспомнит дел наших? и жизнь наша - след облака?
распадется она, как туман, лучами солнца отягченный? и не отворится скиния
свидания и никто не снимет печати?
Кто же успокоит стон мой? Кто даст разум сердцу? Кто даст слово
духу?...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А там, за железною решеткою, в храме, посвященном св. Цецилии, все
ликовало; лучи заходящего солнца огненным водометом лились на образ
покровительницы гармонии, звучали ее золотые органы и, полные любви, звуки
радужными кругами разносились по храму: как хотел бы несчастный вглядеться в
это сияние, вслушаться в эти звуки, перелить в них душу свою, договорить их
недоконченные слова, - но до него доходили лишь неясный отблеск и смешанный
отголосок.
Этот отблеск, эти отголоски говорили о чем-то душе его, о чем-то - для
чего не находил он слов человеческих.
Он верил, что за голубым отблеском есть сияние, что за неясным
отголоском есть гармония; и будет время, мечтал он, - и до меня достигнет
сияние Цецилии, и сердце мое изойдет на ее звуки, - отдохнет измученный ум в
светлом небе очей ее, и я познаю наслаждение слезами веры выплакать свою
душу... Меж тем, жизнь его вытекала капля за каплею, и в каждой капле были
яд и горечь! ...