"Михаил Петрович Одинцов. Преодоление " - читать интересную книгу автора

назад, смещая туда же и центр тяжести живого планера, не давая ему перейти
на нос и удариться о землю.
...Распластав широкие крылья, Р-6 послушно бежал вперед. Еще немного -
и разбег сменится полетом. Иван приготовился взять штурвал немного на себя,
чтобы поднять машину в воздух. Но в этот момент его чем-то ударило по лицу,
по летным очкам, стекла стали мутными.
Молнией сверкнула мысль: "Ослеп! Ничего не вижу!" И тут же
почувствовал, что в рот попала какая-то жидкость. Проглотив ее, Иван сделал
вдох и через удушье понял: "Бензин! Откуда?" Сорвал левой рукой очки. Струей
бензина ударило по глазам - как обожгло.
Сквозь бензиновый душ, бьющий в лицо, сквозь едкие слезы он все же
смутно увидел нос самолета и небо, но положения машины в пространстве не
понял. Быстро взглянул влево через борт: земля оказалась далеко внизу.
"Что с машиной: задрала нос к небу или опустила до земли хвост? Как
быть? Если ничего не придумаю - убьюсь... Моторам обороты убрать нельзя, и
так лететь дальше невозможно. Сейчас Эр потеряет скорость и повалится на
крыло или на нос. Тогда всё..."
Время, нужное на прочтение этих всплесков мысли, - целая вечность в
сравнении с искрами анализа опасности, хлестким ударом тока по нервам, уже
передававшим рукам и ногам не оформленное через категории понятий действие.
Тысячи проработанных с инструктором и заученных "если" и сотни
выполненных полетов дали Сохатому такой запас летных навыков,
приспособленности и стойкости, что позволили прорваться сквозь молнию испуга
и, еще не осмыслив в деталях случившегося, принять правильное решение. Иван
отдал от себя штурвал, принуждая этим самолет опустить нос.
"Послушается ли?.."
Послушался! Нос пошел вниз. Иван не увидел это, только почувствовал:
привязные ремни ухватили его за плечи, вновь приковывая к пилотскому
сиденью. Через мгновение Сохатый явственно увидел: нос идет вниз.
"Что же дальше? Надо брать штурвал на себя, иначе самолет наберет такую
инерцию, что повалится носом к земле, как прыгун с вышки, и тогда его из ямы
не вытащить уже никакой силой".
Нижняя часть штурманской кабины начала приближаться к линии горизонта.
Сохатый тянет штурвал на себя, а нос опускается ниже. Иван понял:
эффективности рулей не хватает, чтобы погасить инерцию.
"Эх, была не была! Одна осталась надежда - двигатели... Моторам -
форсаж! Может, вытянете меня из могилы?"
Штурвал - полностью на себя. Моторы ревут что есть мочи. А нос самолета
все наклоняется к земле.
"Если не ударюсь носом.., Пусть колеса примут на себя удар, тогда все
будет почти нормально... Секунды, доли секунд... Какие они длинные и
мучительные!"
Кабина штурмана замерла на прицельной линии к земле. Миг, только один
миг равенства жизни и смерти... Наконец кабина пошла вверх. Фюзеляж, как
перекладина- аптекарских весов, перекосился в сторону жизни.
Теперь только бы успеть парировать штурвалом задир машины вверх,
вернуть самолет в горизонтальное положение...
Штурвал снова от себя. Сколько? На ощупь... Получилось! Подумав о
чем-то своем, машинном, Эр начал неторопливо набирать скорость. Теперь можно
дать моторам отдохнуть...