"Сергей Обломов. Медный кувшин старика Хоттабыча (сказка-быль для новых взрослых)" - читать интересную книгу автора

много прочнее, чем ожидалось, но Гена не только не мог разорвать ее, но и
просто выбраться наружу. Побившись в ней некоторое время, как рыба в тесном
аквариуме, лишенном вод, Гена обессилел и затих. К нему конечно же через
некоторое время побежали и, прервав спектакль, вырвали его наружу, отковыряв
отверткой стальные скрепки картона. Оказавшись из пустой коробочной тьмы в
ослепительно плотном белом свете софитов, за которым пряталась толпа
подкошенных добродушным, без улюлюканий, хохотом зрителей, -- в мокрых
цветных пижамных штанах, в распущенном на голове белом вафельном полотенце,
с лицом в заляпанных расплавленным гримом клочьях ваты и покрытом рытвинами
следов слез и размазанными морщинами, -- он жалобно пробормотал, глотая
обиду:
"Я -- великий джинн Гассан Аббдурахман-ибн-Хоттаб!"
Истерический хохот аудитории поднялся до изнемогающего стона, и тогда
Гена развернулся и побежал со сцены прочь сквозь ослабленные смехом
утешительные руки пионервожатой и искореженные улыбками гримасы сочувствия
друзей -- на лестницу, в гулкий стеклянный коридор, мимо раздевалки, под
лестницу, где была приоткрыта в стене бойлерная жестяная дверь, в куда-то
между труб, -- забиться и заснуть, размазывая по лицу и согревая до
высыхания выступившие соленые сопли и слезы.
Так у Гены появилось имя Джинн. Не Хоттабыч -- потому что за Хоттабыча
из глубины души выплескивалась боль воспоминания об обиде, и Гена без
предупреждения бил морду, -- а Джинн, потому что джинн, как объяснил
одноклассник Сенька-Очкарик, признанный ботан, означало "гений", как папа
задумал. Это был некий компромисс, и на нем сошлись. К тому же про историю с
театром все, кроме Гены, скоро забыли, а в этом новом имени было что-то
волшебное. И оно было лучше, чем Крокодил.
Еще когда Гена учился в школе, его папа выпросил на службе довольно
мощный компьютер, чтобы работать дома, и поэтому все то время, когда папа не
резался в Дум, Кварк или какую-нибудь другую глупую стрелялку, Гена проводил
в Интернете. Стрелялки и мочилки не очень интересовали Гену, поскольку он
был не таким взрослым, как папа, -- соответственно злобы на мир, требующей
садистской разделки на куски невероятных монстров, у Гены было гораздо
меньше, и всю жизненную энергию он направлял на позитивное виртуальное
созидание и изучение несуществующего вещества, из которого состояло все по
ту сторону зеркала монитора.
Папа кромсал монстров в основном по ночам, к большому неудовольствию
мамы, поэтому Гене-Джинну компьютер доставался днем, вместо школы, которую
Гена соответственно прогуливал -- к большому неудовольствию мамы опять же.
Надо ли говорить, что учился он плохо и, с трудом получив аттестат о
среднем образовании, не смог поступить ни в один вуз.
Родители Гены не были ни приватизаторами, ни бизнесменами, и на платное
образование денег в семье не отложилось. Поэтому, когда умерла вторая
бабушка, оставив Гениному папе однокомнатную квартиру на Кутузовском
проспекте (бабушкин дедушка работал при Сталине лифтером в Кремле), папа
собрал семейный совет. На семейном совете было решено квартиру -- продать, а
Гене взяться за ум и выбрать хорошую профессию; часть денег истратить на
освоение Геной хорошей профессии, а остальное положить в надежный банк --
под проценты. Банк выбирали особенно тщательно: история с "МММ", хоть и
давняя и семью Гены не задевшая, напрочь отбила у Гениного папы страсть к
легкой наживе; он был из тех, кто наблюдает, как другие наступают на грабли.