"Сергей Обломов. Медный кувшин старика Хоттабыча (сказка-быль для новых взрослых)" - читать интересную книгу автора

-- Сережа.
-- А фамилия?
-- А при чем тут фамилия. Я -- секретный писатель!
-- А какие книги ты написал? -- продолжал с надеждой Леший.
-- Никаких. Ни одной книги в жизни я не написал. Для того чтобы быть
писателем, написанные книжки не нужны. Важно писать.
-- Значит, ты подпольный писатель? -- спросил Леший.
-- Не подпольный, -- обиделся писатель, -- а подстольный. Вернее,
встольный, что настолько же типично для столицы, как и все столичное
остальное. Но! -- И тут писатель поднял вверх палец, отмечая следующие
слова, как несомненно важные (очевидно, в отличие от всех остальных). -- Но
неделю назад я получил предложение написать настоящую книжку. На заказ.
Чтобы напечатали. Обдумываю.
-- Предложение? -- уточнил Леший, живо интересовавшийся механизмами
реализации творческих процессов.
-- Книжку.
-- Что значит настоящую? -- спросил Джинн.
-- Настоящую значит: а) современную, происходящую в настоящее время, б)
реальную, то есть существующую в действительности, в) подлинную, то есть
нефальшивую, г) эту, д) простую, обыкновенную, привычную -- с действием и
сюжетом, заставляющим читателя переворачивать страницы, не обращая внимания
на слова. Короче, историю про людей, в прозе. Так, чтобы читать можно было.
В метро, например.
Последнее определение настоящности книги весьма позабавило Джинна. Но
попробуй поспорь с неопубликованным писателем.
-- Про что? -- спросил он.
-- Короче, есть такой издатель -- Захаров. Он раньше с Вагриусами
мутил, а теперь сам по себе. Довольно известный. Б. Акунина знаешь?
-- Нет.
-- А исторические детективы про Фандорина?
-- Конечно, знаю!
-- Вот все вы так, -- обиделся писатель. -- Даже авторов не
запоминаете, не то что издателей. Акунин, между прочим, -- это псевдоним. А
Захаров -- нет. Я с ним по бизнесу пересекался. Я же типа в прошлом
бизнесмен. Неудачник. Но не будешь же всем так представляться -- это больно
и вредно. Меня гаишники останавливают и сразу вопрос: а вы где работаете? И
что мне говорить? Раньше, в перерывах между службами, говорил, что я
общественный деятель. Но я тогда почти ничего не писал. Писатель -- это
такой социальный статус. Раз я все равно что-то теперь пишу. И потом, я в
детстве собирался стать писателем, хотя потом как-то от этого отвлекся. Было
время. Камни собирал и разбрасывал. Однажды в шестом классе даже поспорил с
одноклассником, Сашей Цехановичем, что никогда не напишу книгу про БАМ. А он
говорил: будешь писателем -- никуда не денешься, не про БАМ, так про
какой-нибудь другой социализм. Поспорили на сто рублей -- большие деньги по
тем временам, особенно для детей. Договорились, что если я все же напишу
что-нибудь в этом роде -- пошлю ему экземпляр со вложенной купюрой. Вот
теперь мучаюсь: напишу эту заказную книжку, куда деньги-то посылать, если
посылать? В прошлое? И сколько, с учетом инфляции?
-- Про что книжка-то? -- настойчиво повторил Джинн.
-- Про слова и межзеркальную Россию, -- как бы ответил писатель. -- В