"Эдна О'Брайен. Деревенские девчонки ("Деревенские девчонки" #1) " - читать интересную книгу автора

чугунок с зерном, которое парилось там всю ночь на медленном огне.
Она понесла еду для кур к сыроварне, а я стала собирать себе завтрак в
школу. Прежде всего я взболтала бутылку с рыбьим жиром, чтобы казалось, что
я отлила из неё порцию. Затем я поставила её обратно на полку шкафа, где
стоял парадный сервиз. Это был свадебный подарок, и его никогда не ставили
на стол, чтобы не разбить. За сервизом пылились счета. Сотни счетов. Отец
никогда не давал себе труда платить по ним, он просто засовывал очередной
счёт за тарелки и тут же забывал про него.
Я вышла во двор, чтобы нарвать сирени. Остановившись на каменных
ступенях, я обвела взглядом дальние поля и, как всегда, ощутила чувство
свободы и радости, глядя на рощицы деревьев и каменные дома наших соседей,
живших поодаль от нас, на зеленеющие поля. Сразу же за забором рос конский
каштан, а под ним располагалась целая россыпь колокольчиков, высоких и очень
синих; большая поляна небесно-голубых цветов, теснившихся среди валунов из
песчаника. Ветер тут же стал играть подолом моего платья, на ветках каштана
мягко шелестели листья.
- Захвати в школу кусок пирога и печений, - сказала мама.
Она постоянно балует меня, давая что-нибудь вкусненькое. Сейчас она
смешивала в большой кастрюле распаренное пшено и вареную картошку, опустив
голову и роняя слёзы в корм для кур.
- Да, такова жизнь, кто-то работает, а другие тратят, - бормотала она,
идя по двору с кастрюлей. Самые храбрые куры взлетали до края кастрюли и
пытались клевать корм. Под тяжестью ноши её правое плечо опустилось ниже
левого. Тяжёлый труд пригнул её к земле; она изо всех сил пыталась
поддерживать на плаву нашу ферму, а по вечерам делала абажуры и экраны для
каминов, чтобы в доме было уютно.
Над моей головой пронеслась стая диких гусей; они, гогоча, летели над
нашим домом, направляясь к рощице ильмов. Эти ильмы были излюбленным местом
коров, собиравшихся здесь в летний зной, чтобы отдохнуть на холодке, но мухи
доставали их и тут. В детстве я часто играла в этой рощице в "магазин",
устроенный из картонных коробок, и продавала в нём осколки фарфоровых
плошек. Порой ко мне заглядывала сюда и Бэйба, чтобы поделиться каким-нибудь
секретом; а однажды здесь мы даже спустили трусики и щекотали друг друга.
Это была наша самая страшная тайна. Иногда Бэйба грозилась выдать её, и мне
приходилось задабривать её новой ленточкой для кос или шёлковым носовым
платком.
- Не грусти, милая, - бросил мне Хикки, выходя из дому с четырьмя
вёдрами молока для телят.
- О чём ты думаешь, Хикки, когда тебе думается?
- Думать - совершенно чепуховое занятие, - ответил он.
Привязанные у ворот телята уже заметили его и мычали, а когда он
приблизился к ним, то каждый из них поспешил затолкать морду в ведро и
начать пить. Белолобая тёлочка с громадными фиолетовыми глазами пила быстрее
других и, покончив со своей порцией, попыталась дотянуться и до чужого
ведра.
- Она объестся, - заметила я.
- Бедное создание, сколько ни корми, она всегда голодная.
- Я собираюсь стать монахиней, когда вырасту; вот о чём я думаю.
- А для меня ты и так монахиня. С парнями не водишься.
Мне стало немного не по себе, и я пошла к сиреневому кусту за домом.