"Эдна О'Брайен. Деревенские девчонки ("Деревенские девчонки" #1) " - читать интересную книгу автора

практически за бесценок. Вот чего стоит весь этот его трёп о королях и
королевах, его обещание купить мне новую перьевую авторучку к моему переезду
в монастырскую школу. И подумать только, он заказал прочитать по маме семь
месс. Даже перевёл специально для этого деньги в Дублин, на особый церковный
счёт.
- А что будет с тобой? - спросила я.
Мне вдруг пришло в голову, что он может последовать за мной в город,
где была монастырская школа.
- Да я устроюсь. У меня остался ещё принадлежащий только мне участок
земли, а жить я смогу в сторожке привратника.
Он произнёс это так важно, что посторонний человек мог подумать - ему
пришлось приложить массу усилий, чтобы оставить за собой старую,
давным-давно нежилую сторожку, стоявшую за клумбой с рододендронами. Воздух
в ней пропитался влагой, а дверь и два маленьких окошка заросли шиповником.
- А Хикки?
- Боюсь, ему придётся уйти. Для него больше нет работы.
Это был конец всему. Хикки работал у нас уже лет двадцать, он появился
у нас ещё до моего рождения. Он был слишком толст, чтобы переезжать куда-то,
и я сказала об этом отцу. Но он только отрицательно покачал головой. Он не
любил Хикки и стыдился всего происшедшего.
- Чем ты занимаешься? - спросил он меня, глядя вниз на стопки одежды,
лежавшие на полу.
- Бедная мама, бедное созданье, - пробормотал он, подошёл к окну и
заплакал.
Мне не хотелось никакой сцены отчаяния, поэтому я произнесла, словно не
видя его слёз:
- Для школы мне нужны форма, ботинки и шесть пар чёрных носков.
- И сколько всё это может стоить? - спросил он, повернувшись.
По его щекам катились слёзы, и он слегка всхлипывал.
- Даже не знаю. Фунтов десять или пятнадцать, может быть.
Он достал из кармана пачку денег и дал мне три пятифунтовые бумажки.
Должно быть, он получил какую-то сумму в банке.
- Я никогда ни в чём не отказывал ни тебе, ни твоей матери. Или это не
так?
- Это правда.
- Тебе достаточно было только сказать, и ты тут же всё получала.
Я сказала, что это правда, и тут же спустилась вниз, чтобы поджарить
ему ломтик бекона и заварить чай. Когда всё было готово, я позвала его, и он
спустился вниз одетый в домашний костюм. Я поняла, что он больше не
собирается выходить сегодня из дома, и на этот раз переборол искушение
выпить.
- Ты будешь писать мне, когда уедешь отсюда? - спросил он, обмакивая в
чай печенье.
Зубов у него почти не осталось, и поэтому он мог есть печенье только
размоченным.
- Буду, - ответила я, стоя спиной к кухонной плите.
- Не забывай своего бедолагу-отца, - сказал он. Он протянул руку,
приглашая меня присесть к нему на колени, но я сделала вид, что не понимаю
его намерений, и вышла во двор, чтобы позвать к чаю Хикки. Когда я и Хикки
вошли в дом, он поднялся наверх, а я разогрела холодную капусту с беконом, и