"Бранислав Нушич. Народный депутат" - читать интересную книгу автора

Я пустил бы кровь ему!
Эй вы, горы и леса,
Эй вы, верные друзья,
Сам я волка заменю!

Третий был куда слабее,
Тоньше костью, меньше ростом.
Только нос имел длиннее,
Чем у братьев двух других...

Этот третий предлагает вернуться, но самый старший - "герой" - хоть и
трусит, но подбадривает братьев. А волк между тем слушает весь этот
разговор, и, когда он неожиданно появляется перед ними, "герой" первый
бросается в бегство. Все заканчивается стихами о том, как весело смеется
волк над своей проделкой:

Волк один в лесу остался
И до вечера смеялся.

Позднее, когда Жарко за стаканом вина цитировал Войиславу эти стихи,
Войислав и сам весело смеялся.
Войислав был очень симпатичный человек и пользовался любовью не только
в стенах своего дома; он, как говорится, был" любимчиком тогдашнего
общества". Всегда в застегнутом костюме - одна рука в кармане брюк, а в
другой сигарета - Войислав ходил размеренными шагами, слегка закинув голову,
и всегда задумчивым взглядом.
В нем было что-то привлекательное. В обхождении с людьми он был очень
любезен и к каждому относился сердечно, искренне и доверчиво. Материальные
трудности, которые постоянно преследовали его, он переносил с беззаботным
равнодушием и был способен даже при самых тяжелых материальных
обстоятельствах писать с тем же вдохновением, как и во время душевного
подъема. Многие его лучшие стихи написаны именно в такие часы, не
благоприятствовавшие работе.
Войислав был художником, что проявлялось не только в его стихах, но и в
манере писать их.
Много времени мы провели с ним, а последние годы его жизни, которые мы
вновь провели вместе в Приштине, мы жили почти под одной крышей. На моих
глазах и в моем присутствии создавалась "Страсть на селе", и я хорошо помню
Войислава в момент работы. Перед ним лежали чистые белые листы бумаги, и он
четким почерком писал с удовольствием, легко, без напряжения. Стихи лились
из-под его пера, как будто он сочинил их уже давно, а если где-нибудь
задерживался, то снова перечитывал написанную строку, зачеркивал слово и
заменял его более удачным, более сильным. В те минуты он напоминал мне
художника, кисть которого легко летает по полотну, вот он на секунду
отстраняется от своей картины, вглядывается в нее и снова возвращается к
ней, чтобы усилить или еще более оттенить отдельные места. Такая
тщательность в работе над своими стихами была присуща ему всегда, и даже
тогда, когда в кафе на измятом клочке бумаги или даже на обложке меню он
писал стихи для какого-нибудь издателя детской или юмористической газеты,
который тут же за столом ждал с гонораром в 5 или 15 динаров в кармане.