"Л.Новиков, А.Тараданин. Сказание о 'Сибирякове' " - читать интересную книгу автора

удивленно вытаращил глаза: наваждение какое-то! Подполз ближе и все понял. У
подножия скалы виднелось белое пятно. Лоскут снега, прилепившийся к скале,
он принял за зверя. От выстрелов снег осыпался.
Вавилов пришел домой, возвратилась и собака. На тощей шее покачивалась
отяжелевшая голова, тоненькие ноги еле держали худое туловище с торчащими,
как обручи, ребрами. Собака жадно втягивала морской ветер, раздувая ноздри;
шерсть ее подергивалась. Животное медленно умирало.
Вавилов достал наган. В нем осталось два патрона. "Один ей, другой
себе, - подумал он, - и никаких мучений. Все кончится сразу". Опустил наган:
нет, надежда все еще теплилась. Павел положил револьвер [124] в кобуру и
побрел к берегу. Он пытался уйти от одиночества, которое становилось
невыносимым. Море все-таки было живым, с ним можно разговаривать вслух. Но
теперь моряк и тут не находил душевного спокойствия. Над головой
высоко-высоко проносились перелетные птицы: белоперые лебеди, возвещавшие о
себе громкими трубными звуками, косой вереницей тянулись к югу, в сторону
материка, туда, где был родной дом. Эх, если бы птицы могли передать на
Большую землю весточку!
Однажды Вавилов увидел среди серых камней одинокий кустик травы. Он
вцепился в землю и стойко выносил натиск лютых ветров. Павел невольно
сравнил себя с упрямым кустиком. А сравнив один раз, уже не мог не думать об
этом.
Пробуждаясь, он теперь спешил в лощинку, где рос кустик. Цел ли он? Ему
казалось, что в этих сухих стебельках заключена и его жизнь. Пока цел
кустик, жив и он. Погибнет травка, вместе с ней угаснут и его силы. Как-то
Павел не выдержал и загородил кустик камнями от яростных атак ветра и,
сделав это, с радостью подумал, что стремление жить неодолимо. За долгие дни
страданий человек впервые улыбнулся.
На тридцать второй день своего одиночества Вавилов снова увидел судно,
на этот раз совсем близко. Он узнал пароход "Сакко". Снова Павел заметался
по берегу, снова махал и кричал в отчаянии. И корабль остановился.
"Заметили!" Так продолжалось недолго. Пароход бросало на штормовых волнах.
Он постоял и вдруг опять двинулся в путь.


* * *

Замерзшая земля искрилась хрусталем изморози. Мертвую тишину нарушили
звуки медленных шагов, по россыпи камней стучали сапоги. Человек подошел к
маяку и замер: его собака, застыв, лежала на боку, шерсть покрылась инеем.
Весь день Вавилов бродил по острову как тень. А к вечеру у старого маяка
вырос аккуратный холмик из камней.
Последний костер. Павел зажигает спичку. Она гаснет. Но ни испуга, ни
сожаления, он думает [125] равнодушно: "Все равно не спасла бы". Чудится,
вроде гудит самолет. "Опять галлюцинация". Но гул нарастает. И потерявший
веру в спасение человек поднимает голову. Самолет! Он кружит над островом!
Вавилов ущипнул себя. Сон? Нет. И вправду над головой стальная птица.
От нее отделился какой-то предмет и упал неподалеку от маяка. Павел стоял
как вкопанный. Зачарованно глядел он на самолет, а тот все кружил и кружил,
давая понять: "Мы видим тебя, товарищ". Слезы текли по щекам моряка.
Когда крылатая машина скрылась вдали, Вавилов разыскал сверток. В нем