"Л.Новиков, А.Тараданин. Сказание о 'Сибирякове' " - читать интересную книгу автора

- Ваш чин?
- Боцман.
- Тогда отвечайте. Кто может дать нам сведения, которые я уже требовал?
Повторяю, это принесет облегчение всем.
- Тех, кто вам нужен, нет в живых, а тут только простые матросы и
рабочие. А теперь разрешите спросить, как там наши, которых унесли?
- Этим морякам сделаны перевязки, и, как только они придут в себя, мы
постараемся создать им хорошие госпитальные условия. Мы, арийцы, люди
гуманные, и в этом вы убедитесь. [119]
- Мягко стелет... - пробурчал Шаршавин.
Офицер нахмурился, изменил тон и, посмотрев на радиста, медленно
произнес:
- Будет хуже, если на берегу вас допросит гестапо. Кстати, в кармане
одного из ваших найдено вот это.
Офицер достал большой ключ.
- Это, конечно, ключ от сейфа, в котором хранились документы. Он
офицер, этот человек?
Шаршавин вдруг громко захохотал и, обращаясь к удивленным товарищам,
как бы ища у них поддержки, сказал:
- Господин офицер про кладовщика нашего говорит, Кузнецова, - и,
повернувшись к немцу, пожаловался: - Уж больно он у нас жаден, спирт под
замком держал. А мы до этого спирта горазды.
Все оценили находчивость радиста, тоже начали смеяться, понимая, что
так нужно.
Переводчик оторопело заморгал глазами, что-то пробурчал по-немецки и
вышел.
В помещении появился и встал у дверей охранник - высокий матрос с
автоматом наперевес. Измученные люди смотрели сурово, и в глазах каждого
немец прочел ненависть. Он опустил голову, стараясь не видеть пленных.
Переступал с ноги на ногу, не зная, как себя вести. Так продолжалось
несколько минут. И вдруг в душе его что-то произошло: он застенчиво
улыбнулся, достал портсигар и подошел к Воробьеву.
- Битте{21}.
Иван отвернулся. Тогда немец стал предлагать сигареты другим. Все
отказывались.
- Битте, битте, - растерянно повторял матрос.
- Да бери же, - сказал Павловский и первый протянул руку. - Спасибо,
парень.
Голубые глаза немца засветились радостью.


* * *

Качараву и Сараева поместили в тесном отсеке. Оба с ног до головы были
забинтованы. Сараев лежал на [120] живете, уткнувшись лицом в жесткую
подушку, и не подавал признаков жизни. У Качаравы была загипсована левая
рука, перевязано туловище. Правой рукой он дотянулся до головы товарища и
нежно провел по влажным волосам. Голова парторга горела.
- Миша! Миша! - прошептал капитан. - Сараев!
Тот долго не отвечал. "Может быть, уже и не отзовется", - мелькнула