"Алексей Силыч Новиков-Прибой. Капитан первого ранга (Роман)" - читать интересную книгу автора

отец Иоанн. По всему храму, словно от порыва ветра в лесу, пронесся
сдержанный шорох. Тысяча рук взметнулась, - люди стали креститься. Молился
и сам священник. Он был среднего роста, худощав, с русой бородой, с
жиденькими волосами, выбившимися на затылке поверх ризы. Но во взгляде его
светло-серых глаз было что-то суровое и настойчивое. Возглашая молитву, он
как-то странно всхлипывал и произносил каждое слово резко и нервно, как
будто отрывал его от своего горячего сердца. Казалось, что он беседует с
живым богом, которого никто, кроме него, не видит. Но в то же время не
верилось, что это был тот самый священник, слава о котором гремела по всей
Руси. Может быть, потому, что мы успели наслышаться от старых матросов
немало насмешек о его делах, у меня невольно возникал вопрос: что это за
человек? Действительно ли он обладает чудодейственной силой или просто
занимается шарлатанством? Верит ли он сам в свои чудеса? Справа, недалеко
от нас, около какого-то купца, стоял Стручок. Когда мы взглянули на него,
он приподнял левую бровь. Это, как мы условились, означало, что чей-то
карман был им уже очищен. Он стал передвигаться дальше, боясь, очевидно,
что обворованный человек, спохватившись, может его задержать. Но могло
быть у него и другое соображение: он наметил себе новую жертву. А момент
для этого был самый удобный: внимание всех молящихся настолько
сосредоточилось на священнике, что они не замечали чужой руки, шарившей в
их карманах. Я испытывал двойственное отношение к отцу Иоанну: мне
хотелось верить в его священнодействие, и, наряду с тем, меня разъедало
сомнение. Если он ясновидец, то почему бы ему сейчас не изобличить этого
мошенника? Он должен бы повернуться к народу и громогласно крикнуть:
"Православные! Среди вас есть один человек, по прозвищу Стручок.
Это - карманник. Он забыл бога и потерял свою совесть. Вот там он стоит в
матросской форме. Один богомолец уже пострадал от него..."
Это произвело бы на всех потрясающее впечатление. Самые отъявленные
скептики поверили бы в чудеса отца Иоанна. Но он, как ни в чем не бывало,
продолжал свое богослужение, а Стручок, оглянувшись на нас, второй раз
приподнял левую бровь.
В соборе пахло ладаном. Перед иконами горели свечи, освещая нарядные
лики святых. Множеством огней сверкала богатая люстра. Отец Иоанн скрылся
в алтаре. С амвона провозглашал ектенью дьякон, громадный и пышноволосый.
С его раскатистым басом как бы перекликался налаженный хор, наполняя храм
стройным пением. Все это располагало мирян к молитве и надежде.
Наступил самый напряженный момент, когда все приготовились к всеобщей
исповеди. Отец Иоанн вышел на амвон, постоял с минуту перед алтарем,
сосредоточенно глядя на царские врата, словно вдохновляясь божественной
силой. Внезапно его плечи вздрогнули. Он порывисто повернулся к народу и,
нахмурив брови, молча осмотрел всех, грозный, как судья. Тысячи
человеческих грудей, раздавленных тяжестью грехов, перестали дышать. Стало
так тихо, как будто весь храм сразу опустел. Казалось, не отец Иоанн, а
кто-то другой взволнованно заговорил за него, необыкновенно строгий и
повелительный, не допускающий никаких сомнений:
- Братие во Христе! Я - немощь, нищета; бог - сила моя. Это убеждение
есть высокая мудрость моя, делающая меня блаженным. И вы станете
блаженными, если избавитесь от грехов своих. Будьте искренни на исповеди.
Господь бог наш бесконечно милосерд, он все простит. Кайтесь в содеянных
вами грехах.