"Алексей Новиков-Прибой "Поход" (Цусима. Кн. 1)" - читать интересную книгу автора

бесправны и бессильны. Мы могли только молча глубже любить поруганную и
страдающую свою мать, а к негодяю вотчиму таить еще более непримиримую
ненависть.
Мимо нас осторожно, словно подкрадываясь к кому-то, прошел офицер.
Матросы узнали в нем лейтенанта, носившего среди них прозвище
"Вредный". Он никогда не кричал на нас, не разносил последними словами, не
дрался, как это делали другие. Разговаривал с нижними чинами тихо и
ласково, с приклеенной улыбкой на краснощеком и широком лице. И все-таки
он вполне оправдывал данное ему прозвище: проштрафившийся перед ним
матрос, пощады не просил. С какой-то ледяной тупостью он презирал своих
подчиненных, и когда определял им наказание, то делал это бесстрастно, как
лавочник, объявляющий цену на товар по прейскуранту.
Через вестовых мы знали, что в кают-компании он больше всех ратовал
за то, чтобы как можно суровее относиться к команде, и сколько раз спорил
со старшим офицером Сидоровым, находя его в отношении нас слишком мягким.
У него была постоянная привычка - подойти к кучке матросов незаметно и
подслушать, о чем говорят. И теперь, придя на бак, он остановился и
повернул ухо в нашу сторону.
Матросы сейчас же свели беседу на тему о веселых домах. А это, с его
точки зрения, означало, что никаких неблагонадежных мыслей у них нет.
Вредный постоял немного и ушел.
- За что он так ненавидит нас? - спросил один из матросов.
Гальванер Козырев ответил:
- Стало быть, какая-нибудь причина есть. Он на берегу был такой же.
И рассказал нам об этом случае.
Козырев служил вместе с ним в одном флотском экипаже. Когда Вредный
оставался на ночь дежурным по экипажу, то утром обязательно несколько
матросов попадали в карцер. Еще до побудки команды при нем в канцелярии
уже стояли наготове горнист и барабанщик. Как только на дворе раздавались
звуки горна, он сейчас же отправлялся в обход по всем ротам экипажа,
сопровождаемый молчаливыми горнистом и барабанщиком. Вот здесь-то и
начиналась потеха. Какой-нибудь унтер, несмотря на то, что побудка команды
уже была, продолжал спать на своей койке. Это только и нужно было
лейтенанту Вредному. Он подкрадывался к такой койке, ставил у ее изголовья
горниста и барабанщика и подавал им знак рукою - начинай! От дикой музыки,
раздававшейся над самым ухом, виновник, иногда без кальсон, иногда совсем
голый, вскакивал с быстротой молнии. Более глупое или даже идиотское
выражение на лице, чем у такого человека, едва ли еще можно было видеть.
Перед ним, надрываясь, орал горнист, гремел барабан и стоял в сюртуке
с золотыми эполетами, при сабле, дежурный офицер, самодовольно улыбаясь и
с легким поклоном приговаривая:
- Пожалуйте-с, на трое суток, на трое суток.
Что это - дьявольское наваждение? Виновник ничего не понимал и стоял
на своей койке во весь рост, выпучив глаза с таким растерянным видом,
словно был оглушен поленом. А главное - он не знал, что делать ему дальше:
бежать ли из камеры, отдавать ли честь, держать ли руки по швам или начать
одеваться, чтобы прикрыть скорее свою наготу.
А лейтенант, продолжая кланяться, приговаривал:
- Ага! Сразу не послушался! На сутки прибавлю. Пожалуйте-с, на
четверо суток. В карцере поумнеешь.