Глава 28. До рождества…

— Я знаю, как уничтожить Слизерина.

— Что? — переспросила Джессика, отпрянув от Гарри.

— Слизерина. Энтарион рассказал мне, — невозмутимо продолжила Патриция, повернувшись на голос.

— Ты наследница Хельги Хаффлпаф, — догадался Гарри.

— Да, — губы девушки тронула еле видимая улыбка, — он сказал мне. И то, что я могу пожелать все что хочу.

— И ты попросила рассказать как убить Слизерина? — голос Джессики дрогнул. Гарри понял почему — эта девушка могла попросить вернуть себе зрение, а она пожелала то, о чем они вдвоем даже не подумали, то, что понадобилось для мира, а не для нее самой.

— Да, — Патриция нащупала стул у кровати, на которой сидели Гарри и Джес, и опустилась на него, — Энтарион… почему столько людей называют себя одним именем?

— Потому что это не люди, — вздохнула Джессика, — это дух магии.

— И что он сказал тебе? — перебил девушку Гарри, — Как победить Слизерина?

— Что мы должны взяться за руки и мысленно призвать Белого Энтариона. Дальше он сказал, что мы обретем память и силы Основателей, но так же вместе с нами ее обретет и Темный Лорд, — Патриция помрачнела, — А потом мы должны объединить наши силы и направить их в Слизерина. Он сказал, что для этого нам нужно отдать все наши силы, — она перешла на шепот, — даже жизненные…

— И выжить после этого из нас троих сможет только Гарри, так как он самый сильный, — сухо продолжила Джес, — что бы тут же убить Темного Лорда и…

— …умереть от потери сил, — закончил Гарри, нащупав руку Джессики и сжав ее, — Последняя битва?

— Такова наша судьба, — склонила голову Патриция, — Мы должны сделать все, что бы закончить войну.

— Когда начнем? — оглядел девушек Гарри.

— Дождемся Рождества, — прошептала Джессика.

Всего два слова. Всего два слова обрушили на Гарри весь ужасный смысл происходящего. Дождемся Рождества. Последнего праздника в этом мире. Детского праздника, полного надежд на светлое будущее. Когда все становятся детьми, распаковывая блестящие подарки. Праздник детства, которое прошло и не вернется. Последний кусочек счастья перед последней битвой и смертью. Гарри оглядел девушек, застывших с печальной задумчивостью на лицах.

— Дождемся Рождества.

Никто так и не узнал, что случилось с этими тремя. В ту злосчастную субботу ученики Хогвартса проснулись, как ни в чем не бывало. Для них это был обычный выходной, когда можно вытянуть ноги и сыграть в шахматы или плюй-камни. Для них все было светло и радужно. И мир не переворачивался, и не нужно было судорожно вдыхать последние ароматы жизни. Как же Гарри завидовал им. Обычным школьникам. Завидовал их простоте и лишенности тяжелых предназначении. Их жизни были счастливы и беззаботны, а его… его жизнь была кончена. И эта мысль корчила его душу агонией разочарования. И никто этого не замечал. Кроме Джессики и Патриции. Рон с Гермионой, давно увлеченные лишь друг другом, посоветовали ему подышать воздухом, потому что он очень мрачен. Невилл спросил, не умер ли кто. А Реббика похлопала его по плечу и сказала, что неудачи в любви случаются… Гарри лишь отмахивался. Все что ему было нужно — это побыть с Джес. И она чувствовала это. За завтраком, покинув преподавательский стол, она садилась рядом, и Гарри был счастлив лишь от волнующей прелести случайных прикосновений, безмолвных многозначительных взглядов и улыбок, упоительного молчания и вдыхания аромата ее мягких волос, всегда отдающих весенней сиренью… Оказалось таким счастьем сидеть рядом, соприкасаясь под столом коленями, и сталкиваясь локтями и ощущать идущее от нее тепло. Между уроками ему не удавалось уличить минуты, что бы встретится с ней, но после них, он часто с трепетом ожидал ее в библиотеке. Надо было быть осторожными — заподозри что-нибудь профессора, Джессику сошлют на какое-нибудь задание и тогда весь их план разрушится, как карточный домик. Часто они встречались с Патрицией. Им было о чем поговорить — о прошлом, о настоящем. Патриция рассказала им, что у нее есть способность залечивать маленькие порезы и синяки. Джессика сказала, что это дар целителя, наверняка передавшейся девушке от Хаффлпаф, так как Основательница была целителем. Часто, выходя на улицу, они обсуждали секрет Энтариона. Вскоре они пришли к выводу, что именно этот странный дух дает силы рождающимся младенцам, выбирая, кому иметь магию, кому нет. Иначе бы ни сквибов, ни маглорожденных не было…

— Гарри, вот ты где, тебя завет… — выскочивший из-за угла Колин затормозил, удивленно смотря на Джес и Патрицию, — …Дамблдор.

— Хорошо, — улыбнулся Гарри и повернулся к девушкам, — не ждите меня, разговор может затянуться.

— Не рассказывай ему про Энта…

— Тсс, — приложил палец к губам Джессики Гарри, качнув головой в сторону Колина, все еще стоящего неподалеку, — не произноси его имя. Я не собираюсь ничего говорить — если директор скрывает от меня все связанное с Волан-де-Мортом, я тоже не собираюсь его информировать. Я уже иду Колин, — сказал он обернувшись к мальчику.

Тот неуверенно кивнул и скрылся за поворотом. Гарри, же легко коснувшись губами губ Джессики, побежал в кабинет директора.

— Увидимся завтра! — крикнул он, обернувшись на бегу. На пол пути он вспомнил, что не знает пароля, но, к его счастью, завидев юношу, медный Грифон тут же пропустил его. Гарри аккуратно вошел в кабинет и замер. Дамблдор сидел за своим столом, вертя в руках стеклянный шарик, который светился изнутри мягким светом.

— Здравствуйте, директор, — поздоровался Гарри, больше для того, что бы обратить внимание на себя, нежели из вежливости. Дамблдор встрепенулся и вскинул взгляд на мальчика.

— О, Гарри, присаживайся.

Гарри неохотно отодвинул стул и сел в него. У него не было никакого желание сидеть в этом кабинете с этим… давно ли он начал называть Дамблдора гнусным старикашкой?…

— Зачем вы хотели меня видеть?

— Вот зачем, — Дамблдор показал Гарри шарик в своей руке, — это твоя частица магии, помнишь я взял ее летом?

Гарри кивнул.

— Я изучил ее, — нахмурился директор, — и, хочу сказать, она совсем необычная. Видишь эти синеватые просветы, — сказал он, указав на голубоватые переливы внутри шарика, — это обычная магия, которая есть в любом волшебнике. А это, — он показал на сияющие белые сгустки, из которых почти и состояла частица, — это абсолютно чистая, без всяких примесей магия. Иногда такие маленькие просветики появляются в магии волшебников с прямой линией колдунов в роду. Но и то маловато будет. А твоя мать, как ты знаешь, магла в десятом колене, и с таким родством у тебя никак не может быть столько чистой магии. К тому же в ней читаются все признаки на то, что ты магус, анимаг, целитель, эрмос, этнимос, фитрус, ментолегус и эмпат! Но не раскрытый. Пока. Я никогда такого не видел. Хотя, нечто похожее есть в моей частице — магус, этнимос и немного ментолегус, но не более. К тому же эти следы тлеют и постепенно исчезают из моей магии и…

— Может вы объясните, что это за этнимосы, ментолесгусы и другие? — воскликнул Гарри.

— О, да, конечно, — спохватился директор, — магус и анимаг ты знаешь что такое. Целитель — это тот, кто может без палочки и вообще видимой магии лечить у себя и других всевозможные раны, болезни и так далее. Что-то типа магуса, только в одном отделе — лечении. Эрмос — это волшебник, способный собирать энергию из окружающей магии — просто вытянуть ее из какого-нибудь волшебного предмета. Этнимос — это волшебник с расширенными способностями мысли. Эйфар — это просто отрасль этого дара. Фитрус — маг, способный влиять на действие магии. Создавать новые заклинания, изменять действия старых. Ментолегус — волшебник способный читать мысли. А Эмпат это волшебник с очень редким и поначалу опасным для самого волшебника даром — чувствовать то, что чувствуют окружающие.

— И вы хотите сказать, что это все есть во мне? — воскликнул Гарри, уставившись на Дамблдора.

— Ну, — директор улыбнулся, — пока некоторые из них спят. Пока у тебя не достаточно сил, что бы выдержать все эти способности, они требуют большой энергии. Но мне надо кое-что проверить. Не мог бы ты дать мне еще одну частицу магии.

Гарри пожал плечами и вытянул правую руку.

— Экедо Мерфиони Люминумус!

Снова холодок и из его ладоней вылетела частица магии… но другая на этот раз. «Звездочка света» была теперь абсолютно белой и сияющей. Только приглядевшись, Гарри смог увидеть редкие, почти невидимые, просветы голубого цвета.

— Отлично, — директор взмахнул палочкой над стеклянным шариком со старой частицей и спустя пару секунд новая частица уже покоилась за стеклом. Старая же частица немного посияла над столом, а потом полетела к Гарри и исчезла у него в груди.

— Как я и предполагал, — заговорил Дамблдор, — эта чистая магия со временем вытесняет обычную… хм… Гарри тебе уже позволено, как старшекласснику, посещать запретную секцию, — директор вытащил чистый кусок пергамента и стал быстро писать, — передай этот листок мадам Пинс, она даст тебе книги по использованию сил ментолегуса, эмпата и остальных. Можно надеяться, что скоро эти силы проснуться в тебе.

Он протянул Гарри записку и тот, попрощавшись вышел и кабинета. Магус. Ментолегус. Эмпат. Фитрус. Этнимос. Анимаг. Эрмос. Целитель. Снова выделился. Снова Особенный. Черт, черт, черт…

Тем временем шла массовая подготовка к Рождеству. Украшения, запах елей — все это как-то щемило сердцем и душу захватывало двумя противоречивыми желаниями, что бы праздник скорее начался и что бы они никогда не наступил. Вспомнив прошлогодний бал, который так трагически закончился, дирекция школы, решила не устраивать его в этом году. В этот раз на каникулы остались не многие. Конечно, Дамблдор объявил, что в Хогвартсе будет намного безопаснее, чем в пути, но школьники просто не могли не съездить повидать своих родных, тем более во время войны. Большинством остались гриффиндорцы и слизеринцы, а Хаффлпафф и Равенкло насчитывался по двадцать человек на факультет. Неумолимо приближался праздник, Последний Праздник и Гарри, Джес и Патриция успели назначить День Уничтожения Волан-де-Морта. Что бы не тянуть долго, на следующий день, после праздника. Как жизнь коротка…