"Ганс Эрих Носсак. Спираль" - читать интересную книгу автора

в стельку. За это время мать и моряки с барж, которые стояли на причале у
нашего дома, положили ноги отца в лубки. Он сломал себе оба бедра или обе
тазобедренные кости. Врач сказал, что отца надо немедленно отправить в
больницу, там его вылечат, ничего непоправимого не произошло. Отец
спросил, сколько это будет стоить. Врач ответил: приблизительно столько-то
и столько-то. Отец промолчал. Все мы стояли вокруг его кровати. Мать, моя
сестра и я. И мать тоже промолчала. Тогда отец сказал: "Таких денег у нас
нет". Врач пожал плечами, все мы продолжали молча стоять, прошло еще
несколько минут, и тут внезапно моя сестра воскликнула: "Может быть, у нас
все же есть такие деньги, надо только сосчитать?" Мать хотела возразить,
но отец опередил ее: "Нет, таких денег у нас, к сожалению, нет. И вообще
все это ни к чему. Дома кости тоже срастутся". Нелли, ты слышишь? Или ты
уже спишь?
- Нет, я не сплю, - ответила Нелли.
- Деньги в доме наверняка водились, понимаешь. Мы, конечно, не знали,
сколько именно, для этого мы были слишком малы. Но за кухней помещался
темный чуланчик, забитый всякой рухлядью. Перед ним обычно стоял стул, на
котором восседала мать. Однако, когда в дом являлся этот Штрук или другие
подобные типы и делали с ней дела, она возилась в чуланчике, и никто не
смел ей мешать, не то мать приходила в ярость. Она зарабатывала и на
молочных поросятах. За домом у нее было несколько хлевов. Люди говорили
даже, что у матери легкая рука: свиньи у нее здорово набирали вес. Ах, как
я ненавидел этих животных! Одно мясо, голое мясо! Меня заставляли чистить
хлева. А сестра должна была кормить свиней. В тот день все и началось.
Сестра горько плакала, потому что мать бранила ее. Тогда я топнул ногой.
Мать собралась побить меня, но я ускользнул, забравшись под крышу сарая.
Моя мать - высокая грузная женщина... С тех пор папа ходит на костылях,
согнувшись в три погибели. Собственно, не ходит, а передвигается, и на
очень короткие расстояния. Притом страшно медленно. Одевается он
самостоятельно, но и на это у него уходит много времени. Впрочем, время у
него есть. Ничего другого он делать не в состоянии. Отцу дали видавший
виды плетеный стул, мы ставим его у входной двери под навесом, а летом
иногда задвигаем под старое сливовое дерево. Отец сидит и смотрит на реку,
смотрит на другой берег. "Там он никому не мешает", - сказала как-то моя
мать этому Штруку. Я услышал ее слова совершенно случайно. И сразу же
передал сестре, она заплакала. Да, иногда она плакала, но только тогда,
когда никто, кроме меня, не мог этого видеть. Раз в неделю мы выносим отцу
на улицу маленькое зеркальце, которое висит в комнате. Он подстригает себе
усы и брови, нависшие на глаза. За это время он стал совсем седой, белые
волосы окружают его голову венчиком. Зима для отца - скверное время...
Только не думай, Нелли, что люди презирают отца. Когда к нам заходят
моряки с барж, они здороваются с ним, спрашивают, как жизнь. При этом они
снимают шапки. Они и впрямь относятся к нему с уважением, это чувствуется.
Моя мать это тоже чувствует; мне кажется, она каждый раз заново удивляется
такому отношению к отцу. Это видно по складке у нее на лбу. Складка не
похожа на те маленькие морщинки, что я видел у тебя, это темная глубокая
морщина прямо над носом. Только пресловутый Штрук никогда не входит к нам
с фасада, он через двор направляется прямо на кухню к матери. А если они
невзначай встречаются с отцом, тот вежливо спрашивает Штрука: "Ну вот,
стало быть, ты опять появился?.." И ни слова больше. К делам матери отец