"Ганс Эрих Носсак. Клонц" - читать интересную книгу автора

Когда мир рухнул, я подумал: хуже уже не будет. И вот я сижу за этим
секретером, и нет спасения ни в словах, ни в стихах. Я страдаю так, что
даже из чувства стыда не в силах этого скрыть. Я страдаю. Но Клонцу этого
не показываю, чтобы он не мог потом повсюду об этом трезвонить. Я держусь
абсолютно спокойно. А сам, конечно, прикидываю, как бы мне от него
отделаться. Если бы мне удалось, к примеру, перетянуть Клонца через черту,
он сразу же потерял бы всю свою силу. Это я знал точно. Причем сделать это
отнюдь не так трудно, как кажется. Этих реально мыслящих, которым мы в
часы сомнений не устаем удивляться, очень даже легко сбить с привычного им
пути. Для этого не требуются великие потрясения: чтобы они заскулили,
хватит и трогательной песенки: "Дни нашей юности", исполняемой шарманкой
на углу. Будучи лишены духовности, они делают ставку на душевность, а
будучи чужды доброте, довольствуются ее подделкой - добродушием. Но жалеют
при этом только самих себя.
Каким жалким ничтожеством оказался бы Клонц по ту сторону черты! Чтобы
избавиться от него, пришлось бы тотчас вытолкнуть его обратно в родную ему
реальность.
Я прикинул также, не стоит ли повернуть дело так, чтобы его и впрямь
хватил удар. Как-никак он мои персонаж, и, может, я еще сумел бы это
устроить, хотя он и вышел из-под моего контроля. Но тут же я представил
себе, что тогда мне придется навестить его в больнице - не бросишь же
человека в беде. Вот я присаживаюсь к его кровати. Рука безжизненно тонет
в одеяле, лицо рыхлым месивом растекается по подушке, и на нем беспокойно
ерзают глазки, ища, за что зацепиться. Говорит он с большим трудом, так
как одна сторона отнялась, однако поело ряда попыток ему наконец удается
выдавить несколько слов - так невнятно, что я едва могу разобрать: "Разве
это справедливо? Я всегда был добр к людям". Что? Клонц говорит про себя
именно то, чего ты никогда не посмел бы сказать о самом себе? Стоит ли
теперь сводить с ним счеты: там-то ты меня обманул, тогда-то пытался на
мне нажиться? Все это теперь уже не стоит ломаного гроша. Ведь Клонц не
хотел никого обманывать; просто так получалось, что люди сами
напрашивались на обман, вот Клонц и шел им навстречу. Я грустно бреду
домой. Сами мы во всем виноваты.
А что, если бы речь шла не о Клонце, которого я терпеть не могу? Что,
если бы ко мне явились и обступили ночью мой стол другие мои герои,
которых я люблю и гибель которых меня печалит? Даже если бы они высказали
свои обвинения не столь четко, как Клонц, я бы все равно услышал: "Почему
ты не создал нас другими? Ведь это было целиком в твоей власти".
Было ли? Почему они так уверены? Почему я сам вовсе но уверен?
Поскольку я не отвечал на ругань Клонца, а как бы пропускал его наскоки
мимо ушей, он бесился все больше - видимо, счел мое молчание знаком
презрения. И, распалившись, бросил мне в лицо то, на что не имел права.
Я уже упоминал, что дома у меня лежал больной человек. Хотя я задался
целью рассказать все как было, мне хотелось как можно меньше говорить о
нем, чтобы не расчувствоваться и не нарушить объективность повествования.
Теперь я вижу, что мне не удастся обойти больного молчанием, а значит,
лучше было бы с него и начать. Ведь именно из-за него я провожу ночи без
сна. Он лежит в нескольких шагах от меня. Я затенил лампу, чтобы свет не
падал ему в глаза. Может, я бы вообще не взялся за перо, если б не он.
Вообще бы не взялся.