"Евгений Носов. Моя Джомолунгма (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Еще в давние времена, в первые годы после войны, пришел в город Никифор
из какой-то деревни и осел возле тетки Нюни, тоже вдовой и одинокой женщины.
Осел в ее сырой, окнами в тротуар, комнатушке, как-то само собой объявился
дворником. Разное про него говорят, но никто так и не знал толком, что
подняло этого здорового, ладного в работе мужика с деревенского подворья,
что заставило вести эту безликую, полупьяную и полусонную жизнь, наложившую
на него отпечаток угрюмого равнодушия ко всему окружающему. Когда Никифора
спрашивали по-хорошему, почему бы ему не вернуться в деревню обратно, он
махал рукой на такие разговоры:
- Чего там... Отрезанный ломоть к хлебу не прилепишь.
- Не понимаю, из-за чего ссориться, - качал головой Симон
Александрович, выкладывавший на полусогнутой руке пирамидку из трех
полешек. - Этак о каждом можно несуразного наговорить. У нас одна крыша над
головой. Надо ладить.
- То-то и есть, что крыша, - ворчала тетка Нюня. - Эх, подпалить бы с
угла! - с недоброй веселостью вдруг восклицала она, оглядываясь на дом.
Дом возвышался во всем великолепии своих живописных задворков. Когда-то
это было частное владение Симона Александровича. Добрый Симон Александрович
своевременно передал его в коммунальное хозяйство, оставив себе скромную
квартиру, и поступил на государственную службу. С первыми жильцами дом стал
обрастать пристройками. Каждый что-нибудь прилаживал потихоньку: кухню,
чулан, веранду или, если захотелось отдельно от соседа, лестницу. Жильцы
сменялись и перестраивались на новый лад. Из кладовой делали кухню. Из
веранды - кладовую. Забивали старые окна, прорубали новые. Все эти непрочные
прилепки тоже успели обветшать и скособочиться. Летом они еще кое-как
скрывались под зеленью дикого винограда и за стебелька-ми повилики,
поднимавшейся по бечевкам. Но как только спадали все эти фиговые листки, дом
оставался в неприкрытой тесовой серости и своими переходами, дверями, окнами
и оконцами напоминал старый, трухлявый пень, изъеденный муравьями.
- Это вы опрометчиво, Анна Алексеевна, - смеялся козелком Симон
Александрович, обращая душевный вскрик тетки Нюни насчет "подпалить" в
шутку. - Где жить будем?
- "Где, где"... Вон Иван нашел где! И я не барыня.
Все знали, что Иванова жена уже второй год отрабатывает за Ивана
положенные часы на кооперативной стройке.
- Теперь уже, любезная Анна Алексеевна, нет расчета вступать в
кооператив. Иван Васильевич, между нами говоря, дал маху.
- Это почему же?
- А я вам скажу почему! - Симон Александрович доверительно взял тетку
Нюню под локоть. - Дом наш подлежит слому. Так? А сломавшие обязаны
предоставить площадь. Зачем же соваться в кооператив, гнуть спину, если и
так дадут?
- Не знаю, как там выходит по вашей бухгалтерии, - вырвала локоть тетка
Нюня, - а по моей так: выгадывать некогда. Мне жить-то с гулькин нос
осталось. Хоть напоследок отдохнуть от вас, иродов! Вот скоро на пенсию иду.
Разве с вами отдохнешь? Ведь вы готовы поесть друг друга. Кто куда пошел, да
с кем пошел, да что понес... Тьфу!
- Ну, это вы напрасно, напрасно! Люди как люди. А где они лучше?
Как-то мне попалась наша домовая книга. Я тогда еще не знал, что держу
любопытную летопись. Я листал ее ради мальчишеской забавы, выискивал