"Евгений Иванович Носов. И уплывают пароходы, и остаются берега" - читать интересную книгу автора

- Вовик! - дама-бабушка ловит мальчика за руку.- Идем, детка.
Публике делается неловко стоять и глядеть, как роют такую прозаическую
штуку, интерес к яме сразу пропадает, и все возвращаются к дебаркадеру.
Человек в яме плюет на ладони и принимается долбить глину.

2

Савоня объявлялся на острове с первыми теплоходами и, как зяблик,
исчезал внезапно с осенними холодами.
Он не имел здесь никакого твердого занятия, не числился ни в каком
штате, и то, что ему выпала эта нехитрая и краткая работа - вырыть яму под
лозняком,- было делом случайным. Появлялся же он здесь по потребности своей
тоскующей и общительной души, как заводятся обычно на Руси такие люди подле
шумных и толкучих мест.
Когда на Онеге уже все приобрели лодочные моторы, Савоня все еще ходил
под ушкуйным парусом, скроенным из зеленого райпотребсоюзовского брезента,
но потом и он у какого-то теплоходного механика раздобыл себе моторишко и
приспособил на собственного производства вместительную посудину с высоко
вздернутым носом наподобие старинных новгородских ладей. Теперь уже, садясь
в лодку, он приторачивал свою мичманку ремешком под подбородком, говоря при
этом с серьезной гордецой: "Не то ветром сорвет, скоростя теперь вон какие!"
И даже иной раз пробовал тягаться с самим "Метеором" на подводных крыльях,
набегающим в здешние шхеры с туристами из Петрозаводска.
У него есть собственный прикол на острове в камышах невдалеке от
погоста. Савоня привязывал за колышек лодку, выходил из камышей на берег и
усаживался в одиночестве на сосновый комель, вкопанный у раскурочного места,
где в неспешном созерцании вод и дальних берегов выкуривал одну за другой
несколько тоненьких, быстро сгоравших папиросок "Север". Теплоходы он
различал еще издали - кто плывет и откуда,- знал их поименно, по имени же и
отчеству знал многих капитанов и механиков. Когда теплоход подворачивал к
пристани, Савоня плевал себе на пальцы, тушил папироску и спешил к
дебаркадеру. "Прибыл, Степаныч? - кричал он по-свойски знакомому капитану на
мостик.- А я тебя аж вон игде заприметил. Ну и махина теперь у тебя,
Степаныч! - разливался он в счастливом смехе и похлопывал ладошкой по
холодному телу новенького теплохода.- Дворец, а не пароход. Высоко теперь
стоишь, как на престоле!" А бывало и так, что Савоня запускал свою моторку и
выходил встречать теплоход еще на подходе к острову. Он выстраивал свою
ладью нос с носом, старался держаться вровень и, покачиваясь в теплоходных
усах, кричал какому-нибудь Петровичу или Савельичу: "А я гляжу, идешь! Ну и
шибко бегаешь, братка! За минуту где был, а уж вот он ты, подваливаешь!
Бензинчику не отольешь ли маленько? А то свой уже начисто поизрасходовал.
Жрет моя холера во все заверти. Ремонт думаю давать, а то не напасешься!..
Ты-то свою подремонтировал, подкапиталил? Ага, добро! И флаг, гляжу, новый
навесил. А то прежний совсем пообтрепался. А и шутко ли - аж до самой
Астрагани бегаешь. Ну заходь, заходь, передохни малость, покурим, дак..."
К старым своим знакомым Савоня и вправду захаживал на мостик и
покуривал там на важной высоте среди барометров и компасов и даже,
случалось, угощался капитанским коньяком, который отпивал маленькими
глотками, и все посматривал через стопку на блеклое олонецкое солнце,
удивляясь золотой игре пития. "А все ж, я тебе скажу, водка получше будет,-