"Евгений Иванович Носов. И уплывают пароходы, и остаются берега" - читать интересную книгу автора

биноклем на шее (юный землепроходец) забрался на глиняную кучу и, присев на
корточки, пробует заглянуть оттуда в яму.
- Вовик, Вовик! - пугается его бабушка, еще весьма сохранившаяся дама в
темных очках и коротковатой юбке.- Слезь сейчас же!
- Я тоже хочу смотреть! - надувает губы Вовик.
- Не выдумывай. Ты же свалишься.
- Не!
- Присыплю землей, дак...- остерегает голос снизу.- Не то лопатой
задену.
- Вот видишь! Я же говорю, не подходи близко!
- А зачем он копает? - допытывается малец.
- Ты же слышал, дядя ищет исторические находки.
- А какие они, эти находки?
- Всякие...
- Ну, бабушка! - упрямо канючит малец.- Какие всякие?
- Перестань, пожалуйста! И не пачкай руки.
Человек в яме выпрямляется, сдвигает картуз на затылок, открывая
дробное безбровое лицо с детским вздернутым носом. Из-под замусоленного
околыша мичманки, подпираемой как-то врастопырку торчащими ушами,
выкатываются обильные горошины пота, путаются в давно небритой стерне,
местами сивой, сквозящей темными заветренными скулами.
- С какого теплохода? - интересуется он и живо перебирает глазами
обступившую публику.
- С "Ивана Сусанина".
- Ага! - кивает он, и лицо его, похожее на лицо внезапно состарившегося
ребенка, осеняется участливой радостью.- А я слушаю - по гудку вроде бы он,
"Иван Сусанин". А он и взаправде... Закурить имеется?
Ему протягивают сразу несколько пачек. Человек суетливо обтирает руки о
штанины и неловкими короткими пальцами, виновато напрягшись, берет у каждого
по штучке. Из последней же пачки торчащую сигаретину вытаскивает деликатно
вытянутыми губами...
- Из Москвы, стало быть...- говорит он в нос, подрагивая в
деревянно-онемевших губах сигаретой.- Добро, добро! Идете аж из Москвы? -
изумляется он и тут же одобряет: - Места у нас занятные, дитю тоже
развлечение.
Он бьет себя по карманам, выслушивая спички, но кто-то уже чиркает
зажигалкой и опускает огонек в яму. Человек спешит дотянуться до зажигалки,
невпопад тычется сигаретой в огонек, и уши его шевелятся при каждой затяжке.
Наконец прикурив, он расслабленно опускается на пятки и признательно мигает
заслезившимися от дыма и неловкой позы глазами.
- Только вам надобно итить к погосту, к церквям,- говорит он,
окутываясь дымом.- Потому как дело мое абнакавенное и никакого для вас
интересу. Ежели по-хлотски разъяснить, дак вся и затея, что гальюн будет. А
вам надо вон по той дорожке итить.
Мужчины наверху конфузливо хохочут и переводят дамам, не понимающим
по-флотски. Лицо человека в яме тоже сжимается в робком ответном смешке, и
оно делается похожим на кисет, сдернутый шнуром: уши отпрядывают к затылку,
щеки обкладываются ломкими складками, глаза тонут в лучиках сухих морщин.
- Оно, конешно, и без этого никак нельзя,- спешит поправить он
неловкость: - Без такой справы и глядеть ни на чего не захочешь...