"Евгений Иванович Носов. И уплывают пароходы, и остаются берега" - читать интересную книгу автора

потаенной тоской и жадностью все глядит на путаницу Преображенских куполов,
а Савоня видит, как под его бородкой ходит сухой нервный кадык.
Отсюда, с земли, сквозь колышимые на ветру былинки, храм походит на
кем-то забытый в мураве туесок, доверху наполненный грибами-куполами. Будто
кто набрал их полон короб и все клал и клал друг на друга, грибок на грибок,
все выше и выше, сам удивляясь, как дивно это у него выходило, а на вершине
грибного ворошка водрузил самый крепкий чешуйчато-серебристый подберезовик,
и даже крест, темнеющий над ним, Савоне кажется прилипшим сучком, лесной
соринкой.
- Вот спрашиваешь,- затевает беседу Савоня, косясь на художника, хотя
тот и ни о чем не спрашивал, а все глядел на церковные маковки.- Можно
теперь состроить такую? Сразу скажу - можно! Обгляди, обмеряй и - делай. У
нас один малец из спичек в точности собрал.
- Это интересно,- вежливо выговаривает художник.
- Все как есть! Дак и теперь мастера найдутся. Покличь стариков, какие
еще осталися,- состроят! Это я верно говорю. Оно, конешно, и старики теперь
отвыкли от топора, нечего стало делать. А которые, окромя дров, ничего дак и
не рубят. Но не в том вопрос. Ты меня слухаешь?
- Конечно, конечно...- отсутствующе кивает художник.
- А как она ставилась, церква эта, с самого изначалу, вот ты мне что
скажи. Ну привезли лесу, ну натесали... Дальше чего? С чего начинать будешь
- кругом голый берег, не на чего поглядеть. Какой и докуда высить угол? Где
к месту остановиться и начинать класть карнизы? Какой и куда спускать
водоток? От какой метки ставить барабаны? А их вон сколько, двадцать две
штуки! Во где заковыка!
- Да...
Художник неожиданно подхватывается, бежит к треноге и принимается
что-то подтирать и подрисовывать.
- А-а! - торжествует Савойя и заливается азартным и благоговейным
смехом.- Во была голова! Из ничего! А так, глядючи, дак и я сострою.
Ему охота еще поговорить про плотницкое ремесло, но собеседник прилип к
картинке, не возвращается, и Савоня, так и не дождавшись его, ложится на
живот, с облегчением вытягивает намученную ногу. Теперь ему видны одни
только купола и небо, да еще чайки, мелькающие над крестами. Он опускает
голову на поджатые руки и погружается в чуткую травяную тишину. Откуда-то
выпрыгивает кузнечик, повисает перед самым Савониным лицом на прогнувшейся
былинке. Сам весь зеленый и глаза тоже зеленые, и Савоне видно, как в них,
больших и удивленных, отражаются колышимые травы. От всего облика этой
шустрой, проворной, жизнерадостной таракашки веет вольницей, напомнившей
далекое Савонино детство. "Ну чего, парень, как жисть? - спрашивает Савоня,
проникаясь участливым чувством к этому загадочному созданию, о существовании
которого даже позабыл в житейской сутолоке.- Ноги еще целы? И то ладно!
Скачи давай, бегай, остров-от вон какой для тебя великий, целая губерня".
Кузнечик протягивает сквозь передние лапки сначала один ус, потом другой и,
вовсе не боясь Савоню, а может быть, просто не замечая его, начинает
счастливо сипеть прозрачными крыльями. "Давай, давай, а то скоро придут
косари, состригут твою Палестину. Што тади будешь делать? А и нечего
делать". Кузнечик прислушивается, потом перебирается повыше и пускается
стрекотать еще жарче. Справа, слева ему отвечает веселая братия, трава
вокруг Савони закипает знойным баюкающим стрекотом. Нехитрая музыка сигунков