"Борис Михайлович Носик. Альберт Швейцер " - читать интересную книгу автора

за окном дождь сменялся мокрым снегом, а снег снова дождем, доктор Швейцер
написал эпилог, который мы только что обильно цитировали. Впрочем, ни
сдержанное отношение к психоаналитикам, ни честное признание в собственной
сдержанности и даже скрытности не меняют того факта, что "Воспоминания о
детстве и юности" самая откровенная и раскованная автобиография Швейцера. К
ней мы и будем чаще всего обращаться, рассказывая о молодых годах доктора
Швейцера из Эльзаса, который более известен миру как Великий Доктор из
Габона.
Рассказывая, что он родился в Кайзерсберге 14 января 1875 года, Швейцер
с гордостью отмечает при этом, что, во-первых, он родился в городе, где жил
знаменитый проповедник средневековья Гайлер фон Кайзерсберг, и что,
во-вторых, он родился в год, когда урожай винограда был небывалым и вино
было на редкость хорошо. Обе эти подробности казались существенными для
Швейцера. Может, именно оттуда шли его проповеднический дух и стремление
возделывать виноградники господа бога в прямом и в переносном смысле. И если
Швейцер припомнил эту сельскохозяйственную подробность в пятидесятилетнем
возрасте, когда у него еще не было обширных больничных плантаций, то уж,
наверно, он не раз обращался к этим воспоминаниям детства в свою
семидесятую, восьмидесятую, а может, и девяностую годовщину, когда фруктовые
плантации стали одним из его главных увлечений в далекой Африке.
Отец Альберта Швейцера Луи Швейцер был бедный и благочестивый пастор.
Лихая фраза Сартра насчет отцовской "мечты о реванше" и "сыновней
покорности" Луи мало что объясняет: Швейцеры из поколения в поколение были
священники, учителя, органисты - многие поколения грамотеев, музыкантов,
богословов. Предки по материнской линии тоже внесли свою лепту в продолжение
семейной традиции. Мать Альберта Швейцера, урожденная Адель Шиллингер, была
дочерью пастора из городка Мюльбаха, лежавшего в долине Мюнстер, чуть повыше
Гюнсбаха.
Пастор Шиллингер был лицо весьма известное в Мюнстерской долине, где
люди неплохо знают друг друга. В окрестностях ходило много
неуклюже-галантных, наивных анекдотов об этом странноватом, всеми уважаемом
и довольно властном человеке, и даже полстолетия спустя, как отмечал его
внук, эти анекдоты о дедушке еще рассказывали в застолье, а слушатели все
еще вежливо смеялись при этом. Среди историй этих был рассказ о большом
пожаре, когда протестантский приход оказался в опасности, и католический
патер, живший в большой дружбе с протестантским пастором, предложил ему
перенести вещи в дом католического прихода. Так очутились бабушкины юбки в
спальной безбрачного католического патера.
Этот старомодный анекдот отражал одну немаловажную деталь быта этой
мирной долины: католики не испытывали здесь вражды к протестантам, а пастыри
жили в таком же мире, как их паства, и отличались при этом терпимостью и
широтой взглядов. Что до пастора Шиллингера, то это и вообще был человек
эпохи Просвещения, поклонник минувшего века. Прихожане поджидали его у
церкви после службы, чтобы услышать восторженный рассказ о новейших
достижениях науки или анализ политических новостей за истекшую неделю. Если
же на небе появлялось что-либо чрезвычайное, то пастор отдавал небу и
вечерние, и сверхурочные часы. На улице перед своим домом он устанавливал
телескоп и обслуживал прохожих, движимый неукротимой жаждой
просветительства.
Была у пастора и еще одна страсть - органы. Приезжая в новый город, он