"Андре Нортон. Знак Кота ("Знак Кота" #1)" - читать интересную книгу автора

себе самому, если именно она охватила меня, и поспешил заняться своими
обязанностями: надо было получше укрыть наше добро. К этому присоединился
даже мой отец, и Кура, которая по-особенному чувствовала животных и могла
успокоить и заставить слушаться себя и упрямых ориксенов, и обезумевших от
страха яксов, тоже была среди прочих, кого подняла общая необходимость.
За работой я забыл обо всем, кроме того, что необходимо было сделать
прямо сейчас, и облегченно вздохнул, когда ко второму барабанному сигналу
все было в безопасности.
Я все это время не приближался к Каликку, а он - ко мне. Поскольку отец
пока не призвал меня пред свои гневные очи, то можно было верить, что мой
брат еще не осуществил свою угрозу. Но не что он будет молчать и впредь.
Бури капризны. Часто все наши усилия оказываются излишними, если
поднятый вихрем песок вдруг меняет направление. Но никогда нельзя быть
уверенным, что буря пройдет мимо. И потому мы сидим в укрытии и ждем. Мы
стараемся стать едиными с духом всего, что нас окружает, стать частью
скального острова, поддерживающего наши дома и поселения, частью коварного
песка между островами. У каждого есть свое место в едином целом, камень и
человек, ветер и песок - разве все мы не часть нашего мира? Буря может
затянуться в самом худшем случае на несколько дней, а мы в наших крепких
домах глотаем песчинки, попадающие в нашу воду, перетираем их зубами, когда
едим вяленое мясо или водорослевые лепешки. Песок заставляет глаза
слезиться, покрывает грязным слоем тело, набивается в волосы, тяготит своим
весом. Но мы рано учимся терпеливо ждать, пока жестокий дух нашей земли не
утихомирится.
В этот день наше ожидание было недолгим, поскольку мы услышали резкий
сигнал далекого барабана, говорившего о том, что на сей раз буря выбрала
своей жертвой не нас. Все это время я сидел, сжав подвеску в руке, пытаясь
понять, почему Равинга дала мне вещь, принесшую с собой столько горя.
Казалось, она была благодарна мне, когда я нашел в шерсти ее верного
вьючного якса тот отвратительный амулет. Но ее слова были загадочны, по
крайней мере для меня. Действительно ли я не только неуклюж с оружием,
отвергая все, что приличествует сыну моего отца, но еще и плохо и медленно
соображаю при торговле?
Что дает мне спокойствие и удовлетворение? Мне хорошо, когда я с
любопытством размышляю о том, что лежит вокруг меня, у меня радостно бьется
сердце, когда я слышу эхо своей песни, следуя за стадами, мне нравится
изучать разные цвета водорослей, различая оттенки переходов, смотреть на
работу Куры и искать для нее в пустыне или покупать у торговцев камни,
которые ложатся в придуманный ею узор. Она сама не раз говорила, что я
словно смотрю ее глазами, когда еду торговать, так часто удавалось мне
находить именно то, что ей нужно. Это было самой моей сутью - как и дружба с
животными и с Миеу...
Мысли замкнули круг, и снова передо мной было то, что навек впечаталось
в мою память, как выжженное клеймо. Я почти видел Миеу - лежит на спинке,
все четыре лапки подняты, глаза поддразнивают меня, приглашая поиграть... я
снова ощущал мягкое, ласковое прикосновение ее язычка к тыльной стороне
руки...
Однако на сей раз мне недолго пришлось переживать горе в одиночестве. В
дверь моей хижины нетерпеливо постучали, и один из пастухов сказал, что отец
желает меня видеть немедленно.