"Грегори Норминтон. Чудеса и диковины " - читать интересную книгу автора

которая уменьшает рост.
Холодный прием и перспектива делить кровать с отцом побудили меня
выпить немного вина за ужином. Остальные гости разошлись, и только мы с
отцом сидели в трактире, кормили комаров и слушали собачий лай.
За этим деревенским столом над тарелкой безвкусной еды отец упился до
яростного остервенения. Мне пришлось выслушать его жалобы на Бога, Академию
и Человечество, и при этом лишь я понимал, что мы привлекаем к себе
внимание.
- Заткнись, пьянь! - крикнул кто-то. Хлопнуло окно. - Тише вы! Люди тут
спать пытаются, между прочим!
Mне кое-как удалось утихомирить отца (дородный хозяин скатал рукава,
чтобы вышвырнуть нас вон, несмотря на приказ, полученный из замка). Он не
стал возмущаться и не впал в сентиментальность; сквозь ночной сумрак на меня
уставились два злобных глаза.
- Я тебе не рассказывал про твою мать? Я имею в виду обстоятельства...
все обстоятельства того проклятого дня?
- Прошу тебя, папа.
- Нет, нет. Ты уже достаточно взрослый, тебе пора узнать правду.
- Не надо, пожалуйста.
- Когда ты родился, повитуха... уродливая баба, не помню, как звали...
она закричала: "Чудовище, монстр!"
И я снова услышал историю своего рождения, как оно запечатлелось в
памяти моего отца.
Через несколько минут я заплатил двум парням, чтобы они затащили отца в
комнату; расстелил на кровати грязную простыню и улегся рядом с ним. Отец
забылся тяжелым и неспокойным сном; я все боялся, что он брыкнет меня, так
что я потеряю сознание. Я лежал с открытыми глазами и обдумывал свое
моральное бремя.

- Дамы и господа, тому, с кем случается несчастье, Бог приносит и
успокоение. В безграничной своей милости он даровал моему сыну неземной
талант...
Объявление отца не вызвало ни одного хлопка. Только вежливые кивки
женских головок. Слуги с абсолютно пустыми глазами стояли у дверей, как
часовые. Отец по-крабьи попятился в глубину сцены и прошептал:
- Давай, парень.
Я стоял на сцене в тесном жилете и жестком жабо, носки моих непомерно
больших шелковых туфель были задраны вверх и, словно слепые кроты,
таращились на мою аудиторию. Ее составляли синьора Изабелла Рипеллино,
несколько ее дочерей и с полдюжины фрейлин. Разодетые в парчу и шелка, они
сидели в креслах и обмахивались расшитыми веерами. Я сделал три шага к
чистому холсту, установленному на мольберте, и скорее почувствовал, чем
услышал легкий шепот отвращения. Одна из дочерей засмеялась. Веер синьоры
закрылся и, описав элегантный эллипс, шлепнул дочь по рукам. Это немного
меня ободрило.
- Покорнейше прошу, - сказал я, нащупывая свое карликовое кресло, -
добровольца для моего... для...
Я сразу выделил ее среди зрителей. Розовощекая девочка, слегка открыв
ротик, вежливо ожидала окончания фразы.
- ...мне нужен доброволец, - неуклюже закончил я, уже догадавшись, кто