"Грегори Норминтон. Портрет призрака" - читать интересную книгу автора

- Как искусно все это изображено...
- Изобилие - это леди Суррей. По крайней мере у нее лицо этой леди.
Мир - это ее дочь, хотя мне тут пришлось пропустить подбородки, начиная со
второго. - Дигби не может удержаться от смеха, и Натаниэль присоединяется к
нему. - Знаю, знаю. - Он машет рукой. - Но нельзя изображать натуры такими,
как они есть; можно лишь такими, какими они хотят себя видеть.
- Это не та живопись, которую я ожидал увидеть. - Дигби не умеет
говорить о таких предметах и чувствует себя крайне неловко. От этого у него
начинает болеть голова, язык заплетается.
- Это та, которую покупают, - отвечает Натаниэль. - А тем, как
выстроена композиция, я горжусь. Разумеется, я предвижу твои возражения. Как
там писал Уинстенли *? "Не давайте говорить своему воображению". Но это
слишком уж резко сказано. Именно силой воображения мы рождаем новые миры.
______________
* Джерард Уинстенли (1609 - после 1652) - социалист-утопист, один из
идеологов Английской буржуазной революции, сторонник всеобщего политического
и экономического равенства, автор памфлета "Закон свободы". - Примеч. пер.

- Натура как она есть - таков был когда-то твой девиз. - Дигби помнит,
какими суровыми и строгими были его картины десятьлет назад. А теперь он
пишет глянцевую размазню. - Я помню, как ты не знал покоя. Как называл себя
художником-скитальцем.
Натаниэль пожимает плечами и стягивает через голову грубый передник.
Обличье мастерового уступает место неглаженой рубашке и кожаным бриджам
сельского сквайра.
- Это было просто смехотворно... Постоянное движение - враг искусства.
Чтобы писать, нужны тишина и покой.
Дигби пропускает мимо ушей этот вежливый укор. Ему в голову приходит
иная мысль: что же могло заставить графа Суррейского выставить жену и дочь
распутницами в глазах любого незнакомца?
- Он собирается преподнести ее в дар королю?
- Извини, что?
- Этот твой граф Суррейский. Чтобы заслужить королевскую
благосклонность.
Натаниэль хмурится, хватает лампу и отворачивается от полотна. Краски
на холсте тут же меркнут.
- Я не настолько нахален, чтобы спрашивать, зачем ему эта картина.
Когда ты продаешь свою подкрашенную водицу, разве тебя заботит, кто будет ее
пить?
В Дигби закипает гнев, но он справляется с ним, выдавив желчь и ярость
в сжатые кулаки. Тем временем Натаниэль уже перешел к следующему холсту и
ногтем поскребывает что-то на нем. Дигби осушает свой кубок, вытирает рот
рукавом и спешит высказать хозяину восхищение его несомненным талантом. Он
решительно в восторге от двух небольших портретов: на одном краснощекий
мореплаватель в красном флотском кушаке стоит между бурным морем и нависшими
тучами; на другом хорошенькая девушка с ямочками на щеках стоит, прислонясь
к воротам.
- В этих людях - настоящая жизнь, - хвалит Дигби. - Заговори они со
мной, меня бы это не удивило.
- Спасибо.