"Грегори Норминтон. Корабль дураков " - читать интересную книгу автора

тело. Я слышал пение птиц, видел сочные краски Весны. Я наконец стал собой.
Я обрел себя - и проснулся.

- Только вы надо мной не смейтесь, - быстро добавил Бальдассаре. - Сны
и вправду бывают вещими, об этом даже в Писании сказано. Да, ваши
возлюбленные - настоящие, из плоти и крови. Но в моем сне было столько
значения... это был не обычный сон. Так что, Чезаре (я чувствую, как ты
сверлишь меня взглядом), не считай меня праздным мечтателем и не думай, что
все это глупые бредни. А ты, Альфонсо, со своей живой музой, не суди меня
строго за бессвязный рассказ - я не поэт и не знаю, как говорить красиво.
Но Альфонсо с Чезаре, кажется, были не склонны высказывать комментарии
к услышанному. Бальдассаре вдруг стало тревожно. Молчание Чезаре буквально
давило ему на плечи, и он видел, как напряжена спина у Альфонсо.
Бальдассаре облизал губы. Они потрескались от жары и даже как будто
покрылись волдырями.
- Хочу еще кое в чем признаться, - сказал Бальдассаре. - Когда я
предложил съездить на Лапо, якобы в знак протеста, что нас притесняют и не
дают развлекаться, истинная причина была иная. - Слова застревали в горле,
как рыбьи кости. - Это Омбретта велела мне ехать на Лапо. Сказала, что
будет ждать меня на развалинах храма. Понимаете, я хочу удостовериться. Для
меня это очень важно. - Он умолк на мгновение и тяжело сглотнул. - Но это
еще не все. Ты, Чезаре, смеялся и утверждал, что течения в озере - это все
выдумки, но я подумал, что люди не зря говорят. И я знал, что одному мне не
хватит сил догрести до острова. Чтобы добраться до цели, мне нужна была
наша объединенная сила, так что, когда мы приплывем на Лапо, я вас покину.
Бальдассаре не был готов к тому бурному отклику, каковой воспоследовал
за его признанием. Чезаре бросил весла и вскочил на ноги, изрыгая площадную
брань. Альфонсо обернулся к нему и прожег негодующим взглядом. Как ты мог,
Бальдассаре?! Злоупотребить нашим доверием?! Предать нашу дружбу?! И ради
чего?! Дьявол! Обманщик! Предатель! Бальдассаре, потрясенный яростью
друзей, закрыл голову руками, как будто боялся, что его сейчас будут бить.
Его весла, оставшиеся в небрежении, соскользнули с уключин в воду, а за
ними - и весла его обвинителей.
Я вижу, вас удивляет столь бурный отклик, явно несоизмеримый с таким
незначительным прегрешением. Грех Бальдассаре простителен, да. Но ярость
Альфонсо с Чезаре проистекает отнюдь не из праведного негодования на друга,
оскорбившего саму дружбу; вся их злость - лицемерна насквозь. Альфонсо в
жизни бы не признался, что его собственные причины для этой водной прогулки
были точно такими же, как и у Балдассаре. Не признался бы в этом грехе и
Чезаре, чья Фьяметта воспламенила его до потери рассудка. Так что
Бальдассаре, красному от стыда, вовсе не стоило ненавидеть себя столь
безжалостным образом. Его разгневанные друзья были виновны не меньше его
самого и защищались - лучшей защитой, сиречь нападением, - от стыда за
проступок, в котором сами они не раскаялись.
- Ты подверг нас смертельной опасности ради какого-то сна? - кричал
Чезаре, погружаясь все глубже и глубже в темный омут притворства. -
Какая-то девица из сновидений тебе дороже нашей дружбы?!
Альфонсо и сам не понял, как так получилось - его рука как будто по
собственной воле сжалась в кулак и вонзилась в живот Чезаре, просвистев у
Бальдассаре над головой. Задохнувшись, Чезаре плюхнулся на скамью. При этом