"Хироси Нома. № 36 (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу автора

четыре-пять лет. А за тобой ведь к тому же кража, ложь!.. Да там и еще
наберется... Уж на этот раз, тридцать шестой, ты должен поразмыслить о себе
самом честно, положа руку на сердце!
Ханаока говорил так, словно поучал уже осужденного. Однако его слова
"положа руку на сердце" заставили меня улыбнуться. Ведь заключенный не имел
права "положить руку на сердце" - она должна была лежать у него на коленях.
- Пять лет?! - вырвалось у тридцать шестого после долгого молчания. -
Господин надзиратель, пять лет?
В его голосе ясно слышалась растерянность, почти испуг.
- Четыре или пять лет, и этого для тебя еще мало.
Тридцать шестой не отвечал. В его камере все словно замерло. И только
надзиратель продолжал:
- Внимательно, хорошенько поразмысли. Положа руку на сердце, честно
поразмысли...
С тюремных ворот напротив плаца ударил колокол.
- Сидеть вольно! - отдал команду Ханаока.
Некоторое время только и было слышно, как во всех камерах заключенные
разминают ноги, принимают положение "вольно", но вскоре опять все затихло.
Спустя неделю меня вместе с тридцать шестым вызвали на допрос. Надев
переданный мне через окошечко камеры костюм из тонкой бумажной материи, в
котором заключенные выходили за пределы тюрьмы, я вошел в сопровождении
надзирателя в комнату, где собирали заключенных перед выездом в трибунал, -
она находилась рядом с ночной дежуркой надзирателей, между одиночками и
общим блоком.
Сразу же мне бросились в глаза двое заключенных. Спрятав руки,
скованные наручниками, под полами курток, зябко поеживаясь, они стояли лицом
к стене. На них были костюмы мышиного цвета и такого же цвета шапки с
маленьким козырьком, похожие на те, что носят школьники во время спортивных
занятий. В неуклюжих армейских ботинках без шнурков, опустив головы, они
ожидали команды. Один из них был выше среднего роста, другой - приземистый,
коренастый.
Мне тоже надели наручники и привязали к ним веревку. Мы двинулись в
путь, пересекли широкий плац, на котором после утренней уборки,
произведенной заключенными, остались ровные следы метлы. И тут взгляд мой
остановился на одном из этих двоих, шагавших впереди, на том, который шел
слева, приземистом, у которого правое плечо было заметно выше левого. Только
сейчас я понял, что это тридцать шестой. Он шел своей обычной походкой,
волоча ноги в больших, явно не его размера, ботинках. Казалось, если он не
будет волочить ноги, то тут же потеряет ботинки.
Мы подошли к большим, с железными створками, воротам. Тотчас из
маленькой проходной показался молодой круглолицый дежурный в шинели и в
белых перчатках.
- Спасибо! Рано управились...
Обращаясь к надзирателю, сопровождавшему нас, он говорил
предупредительно, как положено в армии, когда перед тобой старший по чину.
- Тридцать шестой, сто первый и восемнадцатый - трое!
Надзиратель, небрежно принимая предупредительность дежурного как само
собою разумеющуюся, назвал ему согласно уставу номера арестантов,
отправляемых в трибунал.
Охранник раскрыл окрашенные в белое створки ворот.