"Хироси Нома. № 36 (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу авторасамом деле, спустя некоторое время я заметил, что тридцать шестой начал
сдавать. Он перестал испускать свои деланные вздохи, и сразу же не слышно стало окриков надзирателя у его камеры. Однажды, после долгого перерыва, я снова услышал как он просит у надзирателя позволения обратиться. - Номер тридцать шесть! - прозвучал его голос, такой сдавленный, словно в горле у него что-то застряло. В этом голосе, безнадежном, лишенном интонаций, звучало что-то непереносимое для сердец заключенных, уже мучимых предобеденным голодом и не имевших сил сопротивляться ему. Вначале мне не поверилось, что этот голос принадлежит моему знакомцу, но затем я понял, что в нем отразились муки, которые испытывал тридцать шестой. В это время надзиратели уже перестали обращать на него внимание, и на этот раз надзиратель тоже молча прошел мимо, оставив его просьбу без ответа. - Номер тридцать шесть! - продолжал повторять тридцать шестой все тем же монотонным голосом. - В чем дело, тридцать шестой? - наконец-то надзиратель разрешил ему высказаться. - Я хочу, чтобы мне дали работу, - сказал тридцать шестой слабым голосом. - Нельзя! - Какую-нибудь! Будьте так добры! Ничего не делать, да еще сидеть неподвижно, ей-богу, невмоготу! Я понимал его страдания. На его организме уже сказывалось властное действие тюрьмы. Мне было ясно, что его тело терзают мучения, которые испытывает подследственный, - мучения вынужденного постоянного бездействия. плечи, положив согласно уставу руки поверх колен, устремив невидящий взгляд потухших глаз на опостылевшую стену перед глазами - на щели в ней и ямки от сучков, радуясь тому, что он может свободно дышать (единственная дозволенная ему свобода), поневоле убеждаясь в громадной разнице, которая существует между бездействием и просто ленью. - Ты ведь знаешь, что подследственным работать не разрешается! - голос надзирателя несколько смягчился. По этому голосу, мягкому, с отчетливой дикцией, я сразу понял, что это Ханаока, надзиратель, ведавший тюремной библиотекой, человек лет сорока, со светлой кожей, выпуклыми, словно от базедовой болезни, глазами и торчащим носом. Раньше он держал дешевую закусочную в Осака, но так называемая "рационализация предприятий" заставила его закрыть дело. В надзиратели он пошел, чтобы уклониться от принудительного набора рабочей силы - это я услышал от него самого, когда меня вызывали в трибунал. Ханаока был отзывчивым человеком, обладал более широким кругозором, чем другие надзиратели. Как-никак он владел закусочной... Такие люди редки в военной тюрьме. Однако он питал слабость к поучениям, которая часто одолевает людей в сорок лет. - Тридцать шестой! Поразмысли-ка хорошенько!.. Если другие, как и ты, перестанут бояться тюрьмы, - человечеству конец, - начал он. - Кончится тем, что ты умрешь в тюрьме, и не найдется никого, кто бы прибрал твои кости, - вот тебе и все!.. Ты, верно, думаешь и на этот раз отделаться пустяком, шестью месяцами? Ошибаешься! Неужели ты не слышал у себя в части, что закон изменили? Япония воюет, и сейчас за дезертирство сплошь и рядом дают |
|
|