"Хироси Нома. № 36 (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу автора

- Здесь! - Я делаю шаг вперед, свидетельствуя мое наличие в камере.
Выполнив то, что от меня требовалось, я жду, когда придет очередь
тридцать шестого. Грудь моя наполняется слабой надеждой. Дело в том, что
время от времени, когда устанавливается наличие тридцать шестого в камере,
возникают неожиданные и смешные добавления к очередной программе. Они
забавляют меня, и каждый раз во время поверки я жду их.
- Тридцать шестой!
- Зде-есь!
Поверка камеры тридцать шестого всегда затягивается. Иногда он подает
голос громко и протяжно. Иногда отвечает так тихо, что его невозможно
расслышать.
- Тридцать шестой! - поверяющий немедленно приказывает повторить ответ.
- Зде-есь!
Тридцать шестой делает шаг вперед. И сейчас же слышится окрик
надзирателя:
- Болван! Кто же с левой ноги ступает?
- Номер тридцать шесть! - это тридцать шестой, сделав шаг вперед,
просит разрешения обратиться.
- В чем дело, тридцать шестой? - спрашивает поверяющий.
- Так что прошу, чтобы меня осмотрел врач.
- А что с тобой стряслось? - это голос старшего надзирателя.
- У меня геморрой появился.
- Что ты мелешь? - сердито обрывает его стоящий сбоку надзиратель.
Поверяющий оставляет тридцать шестого и переходит к следующей камере.
Поверка продолжается. Продолжается и топот ног, делающих шаг вперед.
Надзиратели постепенно удаляются в другой конец тюрьмы. Вскоре и голос,
выкликающий номера заключенных, и тихий голос тридцать шестого, повторяющий:
"Да у меня геморрой", - уже не слышатся.
Похоже, что это - своеобразный способ протеста тридцать шестого. Это -
слабый вызов, который бросает стенам своей одиночки и дисциплине военной
тюрьмы заключенный, целый день сидящий на дощатом полу лицом к стене, не
смея ни закрыть глаза, ни повернуть головы. Как бы там ни было, он нарушает
этим священную процедуру поверки, более всего требующую торжественности.
Кстати, и надзиратели, желающие окончить поверку без всяких инцидентов,
обычно не применяют к нему в это время никаких мер наказания. Я не раз был
свидетелем того, как тридцать шестой прибегал к подобному способу. И в этих
случаях я улавливал его желание показать другим заключенным, что он - не
такой, как какие-нибудь новички, в первый или во второй раз попадающие в
тюрьму: он, как говорится, на тюремной жизни собаку съел. И если вслед за
его словами из чьей-нибудь камеры просачивался смешок и немного разряжалась
атмосфера в одиночках, голос тридцать шестого звучал бодрее и громче. Я
представлял его торжествующую физиономию в эти минуты: низкий темный лоб
поблескивает, ноздри плоского носа раздуваются, на толстых губах пузырится
слюна...

Расследование дела тридцать шестого, как и моего, требовало,
по-видимому, времени. Обычно заседание военного трибунала происходило без
предварительного слушания дела, после двух-трехнедельного расследования.
Однако тридцать шестой уже больше месяца находился на положении
подследственного. Тогда еще он говорил мне, что это - тяжелый период. И в