"Шарле Нодье. Живописное и индустриальное путешествие в Парагвай-Ру и Южную Палингенезию " - читать интересную книгу автора

условиям конкурса, иначе говоря, будь он французом, я предложил бы его
Французской академии как весьма достойную кандидатуру на получение премии
Монтиона, присуждаемой за сочинение, в наибольшей степени способствовавшее
улучшению нравов, хотя его остроумный пустячок принадлежит всецело сфере
литературной и научной критики; ведь нравы суть явственное выражение
общественного разума. Они развиваются и очищаются, искажаются и гибнут
вместе с ним. Если народ наделен разумом, то вы, ручаюсь, можете не
тревожиться за его нравы. Безнаказанность порока проистекает из того же
источника, что и популярность софистов. Самое блистательное свойство
добродетели, лучше всего свидетельствующее о божественности ее
происхождения, заключается в том, что народы утрачивают доверие к
добродетели лишь тогда, когда они утрачивают здравый смысл.


Лис, попавший в западню

Анекдот, извлеченный из бумаг Орангутанга, члена многих академий

- Нет! Тысячу раз нет! - вскричал я. - Никто не сможет сказать, что я
избрал героем моей фантазии животное, которое презираю и ненавижу, зверя
подлого и прожорливого, чье имя сделалось синонимом коварства и
плутовства, - одним словом, Лиса!
- Вы ошибаетесь, - перебил меня некто, о чьем присутствии я совершенно
позабыл.
Надобно сказать, что я веду уединенный образ жизни, и уединение мое
нарушает лишь одно праздное существо из породы, до сих пор не описанной ни
одним естествоиспытателем, существо, которое я мало утруждаю какими бы то ни
было поручениями и которое в тот момент, когда начался наш разговор,
пыталось притвориться занятым хоть чем-то и потому делало вид, будто наводит
порядок в моей библиотеке, пребывающей, впрочем, в порядке совершеннно
идеальном.
Потомки, быть может, удивятся тому, что у меня имелась библиотека,
однако им придется удивляться стольким вещам, что, надеюсь, моей библиотекой
они займутся лишь в часы досуга, если, конечно, у них еще останется досуг.
Существо, которое меня перебило, могло бы, пожалуй, быть названо
домашним гением, однако хотя гении нынче не редкость, домашних среди них не
водится, и мы, с вашего позволения, поищем для моего собеседника другое
название.
- Клянусь честью, вы ошибаетесь, - повторил он.
- Как! - возмутился я. - Неужели любовь к парадоксам, в которой вас так
часто упрекали, доведет вас до того, что вы станете защищать эту проклятую и
бесстыдную породу? Разве вы не понимаете моего отвращения, не разделяете
моей неприязни?
- Видите ли, - сказал Брелок (назовем его Брелок[18]), опершись о стол,
причем лицо его приняло наставительное выражение, которое ему очень шло, - я
полагаю, что дурные репутации порой бывают так же незаслуженны, как и
хорошие, и что порода, о которой мы толкуем, или по крайней мере один из
представителей этой породы, с которым я был близко знаком, стал жертвой
подобного заблуждения.
- Значит, - осведомился я, - вы исходите из вашего собственного опыта?