"Шарле Нодье. Вопросы литературной законности " - читать интересную книгу автора

антонимы, словно алгебраические знаки в уравнении. Мало того, людей издавна
восхищало искусство, с каким Вергилий, Корнель или Расин сочетают слова,
искусство поистине чудесное, ибо в основе его лежали гениальные прозрения, а
не смехотворные потуги честолюбия. Так вот, то, что у великих было
счастливой находкой, сделалось у их последователей повседневной забавой.
Нынче вся премудрость состоит в том, чтобы вопреки здравому смыслу ставить
рядом выражения, не имеющие друг с другом ничего общего, и подбирать к
каждому слову такое определение, о каком прежде никто не мог и помыслить.
Газеты захлебываются от восторга, Академии не успевают награждать баловней
фортуны, сыплющих редчайшими поэтическими находками, и никто не осмеливается
последовать примеру Альцеста и сказать им:

Игра пустая слов рисовка или мода.
Да разве, боже мой, так говорит природа? {*}
{* Мольер. Мизантроп, д. I, явл. 2; перевод Т.Л.Шепкиной-Куперник.}

Вся эта мишура приводит на память посланцев варварских племен - они
являлись римскому сенату в золоте и жемчугах, но разве часто могли они
похвастать красноречием, достойным красноречия крестьян с Дуная? Расин писал
стихи очень простые, хотя и полные самых возвышенных чувств, - нынче, когда
стихотворцы шагу не могут ступить без мелиндской слоновой кости и офирского
золота, никто не осмеливается ему подражать. Конечно, современные языки
насчитывают от шестидесяти до восьмидесяти тысяч слов, и из них можно
составлять подобные сочетания до бесконечности; однако это не прибавит
жизнеспособности поэтическим поколениям, ибо попрание законов поэзии губит и
язык, и саму поэзию. Как бы там ни было, всякому понятно, что поэтам новой
школы очень легко подражать; понятно и другое: тот, кто написал бы на них
пародию в духе Мольера или Рабле, оказал бы литературе неоценимую услугу. Я
припоминаю пародийное четверостишие, описывающее деревенского священника:

С индиговой волной, с лазурью любодейной
Его тугих чулков смешался цвет лилейный.
Но алебастр снегов неправду обличил:
Их лживый блеск своим он тотчас помрачил,

и сожалею, что его остроумный автор так скоро прекратил свои насмешки, ибо
создатели нынешних буриме заслуживают такой же суровой взбучки, какую задал
когда-то своим современникам Сарразен {*}. А пока наши стихотворцы наперебой
пишут пародии сами на себя; иначе не назовешь эти три или четыре сотни
жалких поэмок, сочиненных, кажется, одним и тем же автором, по одному плану
и, более того, на одни рифмы, поэмок до того одинаковых, что разобраться,
какая кому принадлежит, невозможно, и Академия, не решаясь отдать
предпочтение кому-то одному, делит свое восхищение между двумя десятками
поэтов. Сомневаюсь, чтобы Буало и Расин, живи они в наше время, разделили бы
это восхищение.
{* Приведу, кстати, и еще одну пародию, которая кажется мне не менее
удачной:

Друг, школа новая тебе воздаст любовью:
Она к цветистому пристрастна многословью;