"Шарле Нодье. Вопросы литературной законности " - читать интересную книгу автораподозрения, а тех скудных сведений, которыми мы располагаем, недостаточно
для того, чтобы обосновать столь тяжкие обвинения. До того как славный Питу опубликовал сборник Федра и познакомил своих современников с одним из прекраснейших памятников латинской культуры, общественное мнение единодушно обвиняло Фаэрно в том, что он присвоил лучшие басни из имевшегося, у него списка Федра, а сам список уничтожил. Очевидно, однако, что в сборниках двух авторов совпадают лишь несколько сюжетов и деталей, меж тем, будь Фаэрно в самом деле повинен в краже, он вряд ли удовольствовался бы столь скромной добычей. Помнится, у одного из комментаторов Цицерона - возможно, это мудрый Мануций - рассказывается о том, как был обнаружен знаменитый трактат "О славе" и как человек, в чьих руках он оказался, издал его под своим именем, изменив лишь заглавие. Мои указания расплывчаты, ибо я не знаю ни названия книги, ни имени самозванного автора, что свидетельствует о том, каким скромным авторитетом пользуется в литературной республике эта книга {Весьма вероятно, что, когда я работал над первым изданием этой книги и был, как уже говорил, лишен возможности пользоваться какими бы то ни было пособиями, память меня подвела. Вот что пишет Дювердье в предисловии к сочинению "Моя библиотека": "Даже и в недавние времена нашелся человек, именем Пьетро Алциониус, флорентиец, коий похитил из одной весьма старинной библиотеки мудрое сочинение Цицерона "Об изгнании", изготовил новое сочинение по своему вкусу, надергав кусков из Цицерона и связав их кое-какими своими измышлениями, а дабы мудрецом прослыть самому, сей новоявленный Диомед книгу свою, а вернее сказать, свою химеру отпечатал, а столь прекрасный труд Цицерона уничтожил". "Рассказ сей, - говорит Ламоннуа, - недостоверен. Возвратившись из ссылки, Цицерон произнес две речи, дошедшие до нас, - "К сведений нет. Итак, не из этого его труда, но из трактата "О славе" переписал, надо полагать, Алциониус лучшие места двух прекрасных диалогов "Об изгнании", в чем и был заподозрен уже после смерти" (примеч. ко 2-му изд.).}, а также о том, что вычитанное мною предположение ошибочно - ведь невозможно представить себе, чтобы шедевр первого из античных прозаиков прозябал в безвестности, под чьим бы именем он ни был опубликован. Правда, предположение это основывалось на особенностях стиля, которым писал обвиняемый в воровстве автор, - стиля совершенно _цицероновского_. Однако стиль этот, повторяющий излюбленные приемы и даже недостатки Цицерона - вяловатое многословие его фраз, чрезмерное пристрастие к наречиям и нарочитую приверженность архаизмам, - отнюдь не такая редкость, чтобы обвинять автора в плагиате. Даже Мануций блестяще владел этим искусством, а иные из его современников дошли в своем премудром поклонении Цицерону до того, что исключали из своих сочинений не только слова, но и обороты речи, отсутствующие в трудах их кумира; такая молва, во всяком случае, шла о Беллендене и Томеусе. Бесстыдство тех плагиаторов, которых я только что без обиняков назвал грабителями, заходило иной раз так далеко, что привлекало к себе внимание правосудия. Жан де Нострадамус, брат знаменитого предсказателя и автор прелестной "Истории знаменитейших и древнейших провансальских поэтов", рассказывает со слов Монаха с Золотых островов, что Альберте де Систерон, отвергнутый дамой сердца, умер от горя в Тарасконе, "а песни свои завещал другу, именем Пейре де Вальерас или де Валернас, дабы тот передал их маркизе (де Маллеспин), сей же, напротив того, продал их Фабру д'Юзу, поэту, уверив, |
|
|