"Шарле Нодье. Вопросы литературной законности " - читать интересную книгу автора

"Мысли", по свидетельству ученых библиографов, были записаны на отдельных
листках, и порядок, в котором они публикуются, целиком лежит на совести
издателей. Веские, почти неопровержимые доводы в пользу неверия, которые
приводит Паскаль, послужили бы мне другим доказательством этой гипотезы.
Впрочем, об этом стоит поговорить подробнее, ибо мне известно, что лучшие
писатели Франции, от современников автора "Мыслей" до наших с вами
современников, считали и считают эту книгу главным трудом Паскаля. В самом
деле, если вы лишите Паскаля блистательных и глубоких замечаний, которыми
полны "Мысли", и перед вами окажется один из талантливейших математиков
своего века, хитроумнейший логик, рассудительнейший, остроумнейший,
изобретательнейший, безупречнейший стилист из всех, каких до той поры знала
Франция, но вам останется неведом чудесный гений, способный пролить на тайны
религии такой яркий свет, что, по словам знаменитого писателя наших дней,
Господь для того и призвал его к себе, чтобы тайны эти остались
нераскрытыми, - ведь гений этот выразился сполна лишь в "Мыслях". Есть среди
"Мыслей" такие, которые полностью принадлежат Паскалю; их отличает
меланхолия, являвшаяся, вероятно, следствием болезни, - меланхолия не
философическая и не христианская, но суеверная, угрюмая и едва ли не
провидческая. Эту мечтательную и безысходную печаль не столь уж трудно
уловить, и многие модные писатели отлично владеют этим искусством; иное
дело - порывы мужественной души, неожиданные и возвышенные прозрения, о
которых сказано было, что они "более пристали Богу, нежели человеку", - всем
этим Паскаль, надо признать, обязан Тимею Локрскому (см. примечание М),
Блаженному Августину, Шаррону и в особенности Монтеню. Что же из того
следует? Что некоторые поклонники Паскаля не читали Монтеня или что им
приятно возвышать янсениста за счет скептика?
По зрелом размышлении я вынужден признать, что Паскалев плагиат
является, быть может, самым очевидным и самым _умышленным_ во всей истории
литературы. Во-первых, "Мысли", как свидетельствует сам Паскаль, -
случайные, беспорядочные записи; следовательно, мы не вправе искать в их
собрании продуманный план и четкий замысел и должны отдельно оценивать
содержание каждой мысли и отдельно ее форму. Если же заемными окажутся и
содержание и форма, это плагиат, достойный всяческого осуждения. Во-вторых,
вину писателя усугубляет тот факт, что он предусмотрительно менял что-либо в
каждом заимствованном фрагменте, обновлял язык, сглаживал смелость
выражений, переставлял слова не столько для того, чтобы разъяснить основную
идею и найти ей наилучшее выражение, сколько для того, чтобы приблизить
чужой стиль к своему собственному и безболезненно вплести чужую находку в
ткань своего сочинения. Я уж не говорю о том, как возмутителен резкий и
презрительно-высокомерный тон, в каком Паскаль отзывается о Монтене, словно
ему мало было ограбить автора "Опытов", а нужно было еще и уронить его в
глазах людей с тем, чтобы всю славу присвоить себе. Скажу снова: Паскаль
пользуется в литературном мире такой известностью, что способен затмить
многих древних и новых авторов, но разумнее было бы, пожалуй, не награждать
его теми лаврами, которых он не заслужил, и не почитать его столпом веры и
нравственности, каковыми, к примеру, никогда не считались ни Афтоний, ни
Публий Сир, ни Эразм, ни другие компиляторы афоризмов, эти рапсоды античной
философии и древней премудрости.
Сочинение Рамсея "Путешествия Кира" - не столько плагиат в собственном
смысле слова, сколько бездушная копия Фенелонова "Телемака"; впрочем,