"Сергей Нилус. Пшеница и плевелы" - читать интересную книгу автора

признакам, заметил, что сознание его не оставляло. Наконец остановился
пульс, и он тихо, кротко, спокойно, точно заснул самым спокойным сном. Так
мирно и безболезненно предал он дух свой Господу.
Я все время стоял перед ним, как перед избранником Божьим.
Многое я пропустил за поспешностью... Один послушник просил на
благословение какую-нибудь вещь, которую он носил.
"Да какую?" - спрашиваю.
"Рубашку!"
"Рубашки он вчера все роздал".
"Да я ту прошу, которая на нем. Когда он скончается, тогда вы мне ее
дайте: я буду ее беречь всю жизнь для того, чтобы и мне в ней умереть".
Я передал об этом желании умирающему: "Батюшка! Вот, брат Иван просит с
вас рубашки на благословение".
"А что ж, отдайте! Бог благословит!"
"Да это будет не теперь, а когда будем вас переодевать".
"Да, конечно, тогда!"
"Ну, теперь, - говорю, - батюшка, и последняя рубашка, в которой вы
умираете, и та уже вам не принадлежит. Вы можете сказать: наг из чрева
матери изыдох, наг и из мира сего отхожду, ничего в мире сем не стяжав.
Смотрите: рубашка вам не принадлежит; постель взята у других; одеяло - не
ваше; даже иконы и книжечки у вас своей нету!"...
Он воздел руки к небу и, ограждая себя крестным знамением, со слезами
промолвил несколько раз:
"О, благодарю Тебя, Господи, за такую незаслуженную милость!"
Потом обратился к нам и сказал: "Благодарю, благодарю вас за такое
великое содействие к получению этой великой Божьей милости!"
Во всю его предсмертную болезнь - ее нельзя назвать болезнью, а
ослаблением союзов души с телом - ни на простыне его, ни на белье, ни даже
на теле не было ни малейшего следа какой бы то ни было нечистоты: он был
сама святыня, недоступная тлению. Три дня, что он лежал в гробу, лицо его
принимало все лучший и лучший вид.
Когда уже все имущество его было роздано, я вспомнил: да в чем же будем
мы его хоронить?.. Об этом я сказал умирающему.
"Ничего-с, ничего-с! - успокоил он меня, - есть в чулане 60 аршин
мухояру[7]. Прикажите сшить из него подрясник, рясу и мантию. Кажется,
достаточно? Они ведь скоро сошьют!"
Утром принесли все сшитым. Он посмотрел...
"Ну, - сказал он, - теперь вы будете покойны... Да, вот еще: вы бы уж и
гроб заказали, кстати; только - попроще!"
"Гроб у нас заказан".
"Ну, стало быть, и это хорошо!"
Теперь я изложу вам о том, что происходило по блаженной кончине вашего
праведного брата, т.е. о погребении его честного тела.
Тридцать с лишним лет были мы с ним в теснейшем дружеском общении, а
последние три года у нас было так, что мы стали как бы тело едино и душа
едина. Часто он мне говаривал, чтобы погребение его тела происходило как
можно проще.
"Какая польза, - говорил он, - для души быть может от пышного
погребения?.." И при этом он высказывал желание, чтобы погребение его тела
было совершено самым скромным образом. Я дружески ему прекословил в этом,