"Сергей Нилус. Пшеница и плевелы" - читать интересную книгу автора

принуждал себя принимать лекарство только для того, чтобы снять с окружающих
нарекание в недостатке заботливости.
С этого времени он слег окончательно пищи не принимал, и даже позыв к
питью в нем сокращался, как и самые дни его.
В понедельник над ним совершено было Таинство Елеосвящения. Святых же
Тайн его приобщали ежедневно.
Во вторник ему предложили составить духовное завещание, на что он и
согласился, чтобы заградить уста, склонные к кривотолкам. Затем ему было
предложено раздать все оставляемое по завещанию имущество своими руками.
"А если я выздоровлю, - возразил он, - тогда я вновь, что ли, должен
всем заводиться?"
Я ему сказал:
"Тем лучше, что мы всю ветошь спустим, а что вам потребуется, то
выберите в моей келье, как свою собственность".
"Когда так, - сказал он, - тогда делайте распоряжение, какое вам
угодно..."
Со вторника истощение сил стало в нем быстро усиливаться. В среду я
доложил о ходе его болезни митрополиту. Владыка посоветовал призвать
главного врача. Я сказал об этом больному.
"Когда по благословению владыки, - сказал он, - то делать нечего -
приглашайте."
В четверг его тщательно осматривал врач и дал заключение, обычное
докторской манере: и да, и нет - и может выздороветь, и может умереть.
В пятницу больной после причащения Святых Тайн подписал духовное
завещание и тогда же потребовал проститься со всеми своими сотрудниками и
дать каждому из них на память и благословение какую-нибудь вещь из своих
келейных пожитков. Я приказал собрать около кровати больного все вещи,
предназначенные для раздачи, и сам, кроме того, принес из своей кельи сотни
три финифтяных образков. И когда стали допускать к нему прощаться, то
прощание это имело вид, как будто отец какого-то великого семейства прощался
со своими детьми. Этот вечер вся братия лаврская, каждый спешил проститься с
ним и принять его благословение. Я стоял на коленях у изголовья больного и
подавал ему каждую вещь в руку, а он отдавал ее приходящему. Уже более часу
продолжалось это прощание и я было потребовал его прекратить, чтобы не
утомить больного.
"Нет! - возразил он, - пусть идут! Это - пир, посланный мне милостью
Бога".
Только ночь прекратила этот "пир", и он им нисколько не утомился.
Глубокой ночью он обеспокоился о нашем спокойствии и настоял, чтобы мы шли
отдыхать.
Возвратясь в келью, я получил от вас депешу, с которой в ту же минуту
прошел к больному и сказал ему, что я об угрожающей его жизни опасности
известил вас, о.Исаакию каждый день сообщаю о ходе его болезни. Он тут много
говорил со мной и благодарил меня за содействие к приготовлению его к
вечности. Под конец он спросил меня:
"А знаешь ты Власову, монахиню в Борисовке?"
"А что?"
"Да вот, эту фольговую икону перешли ей. Ее имя - Агния. Этой иконой
меня благословила ее тетка, когда я ехал в Оптину Пустынь, решившись там
остаться. Икону эту я всю жизнь имел как дар Божий".