"Павел Нилин. У самой Волги" - читать интересную книгу автора

участие в восстановлении". Это говорил он, конечно, не мне, а Ерофею
Кузьмичу, как бывшему каменщику. Но Ерофей Кузьмич лежал еле живой, одна
кожа да кости. И я сама уже считала, что каменщик из него больше никогда
не получится. Он не то что камень не мог бы поднять, но даже по малой
надобности не мог выйти из блиндажа. А вокруг холод был ужасный. И
питания, конечно, никакого не было, потому что до этого мы питались
кое-как, все время от военных; а бои уже кончились, и военные,
обыкновенно, проехали дальше, - на Берлин или куда их направили. Но тут
нас вскорости разыскала женщина из райсовета, которая обходила все
блиндажи, и сказала, что поставит нас сейчас же на питание, выдаст
карточки и пришлет доктора. Все как она говорила, так и сделалось. И когда
к нам пришел Иван Федорович Чалов, я уже могла угостить его чаем с
сахаром, а он принес с собой водку и колбасу. А у меня еще были картошка и
лук...
- Видишь, как она все сосчитала и помнит, у кого что было, - подмигнув
внуку, засмеялся Ерофей Кузьмич. - Ох, и экономистка! Она из чижика пуд
сала натопит.
- Ты меня не перебивай, - попросила бабушка. - Я по порядку все
вспоминаю, раз человек просит рассказать, как мы тут жили. И вот сидим мы
в блиндаже, пьем чай, и вдруг Иван Федорович Чалов говорит: "А я, между
прочим, вашего Петю недавно на Урале видел". Я спрашиваю: "Какого Петю?"
Потому что мы уж с дедушкой, после того как на наших глазах утонул тот
пароход, не надеялись увидеть тебя в живых. А Иван Федорович говорит: "Как
какого Петю? Обыкновенного, вашего внука Петю. Он с моим сынком Гришей в
одном детском доме находился, а сейчас учится в школе". Тут я сразу
записала твой точный адрес, где ты находишься, и отправила тебе письмо. Но
почти год никакого ответа не было, хотя я писем пять еще написала. А
дедушка Ерофей Кузьмич, прямо на удивление всем, начал поправляться. И
вскорости поступил на работу - правда, не на тракторный, потому что далеко
было туда ездить и помещений для жилья там еще не было, кроме палаток, а
здесь же, в поселке, в стройконтору...
- Ее уж тут давно нету, этой стройконторы, - сказал Ерофей Кузьмич. И
показал в окно: - Она вон где была. А теперь наши барышни, - он кивнул на
жиличек-геодезисток, - свою контору там открыли. И буровые мастера тоже
там помещаются. Здесь ведь все теперь по-другому будет, не так, как
поначалу замышлялось. Гидростанция тут все по-новому произведет. Ведь
плотина - она чуть в стороне отсюда начнется...
- Я знаю, - сказал Петя. - Я это видел на чертеже...
А бабушка обидчиво сказала:
- Если хочешь, Ерофей Кузьмич, сам рассказывай." Я помолчу. Я не
обидчивая...
- Нет, уж лучше ты сама. У тебя хорошо получается, - похвалил дедушка и
улыбнулся. - Может, ты впоследствии книгу обо всем этом составишь...
- Книгу я составлять не буду, - сказала бабушка, - а что помню, могу
рассказать. Ведь этот блиндаж, Петенька, где мы жили, он тут совсем
недалеко, его только под снегом сейчас видать. И вот один раз ночью, когда
мы после боев еще жили в блиндаже, у Ерофея Кузьмича опять заболело плечо.
Он, конечно, не может уснуть, ворочается и все что-то такое ворчит. Я
проснулась, спрашиваю: "Что это ты опять ворчишь, Ерофей Кузьмич?" А он
говорит: "Не ворчу, а думаю: как же это все странно получается? Я,