"Павел Нилин. Интересная жизнь (Эпизоды из жизни Бурденко Николая Ниловича, хирурга)" - читать интересную книгу автора

два, на три. И часы эти постоянно проводил на дворе или в коровнике,
помогая матери по хозяйству. Молча носил воду на коромысле, молча чистил
коровник. И так же молча, не поужинав, уходил к себе в общежитие.
- Молчит, - говорил про него дедушка. - Все молчит и молчит. Это, я вам
скажу, хорошая примета. Оч-чень хорошая. Попы обязаны серьезные быть. А
Николушка будет самый старательный поп. Вот увидите...
И в семинарии так же считали.
Среди других предметов в семинарии преподавали гомилетику - науку о
духовном красноречии. Это была, пожалуй, одна из самых важных наук для
будущих священников, которым необходимо было постичь искусство и самую
технику произнесения проповедей.
Попам и дьяконам едва ли потребуется когда-нибудь математика или
физика. Да и языки немецкий и французский, латинский, греческий и
древнееврейский не так уж до крайности будут нужны рядовым священникам.
А гомилетика - другое дело.
- ...Это в нынешнее время большинство ораторов не стыдятся произносить
свои речи по бумажке. И речи, заметно, иной раз не самим оратором
приготовленные, - говорил Бурденко. - А во времена моей молодости такое
считалось глубоко неприличным. Самому полагалось думать на людях или
продумывать заранее. А как же? Если человек отлично знает свое дело, оно
всегда у него в памяти.
Гомилетику в семинарии преподавал Николай Ксенофонтович, или Ксеныч,
как его звали семинаристы, - маленький, неопрятный, постоянно чесавшийся
протоиерей, - летом изъеденный комарами на рыбной ловле, а зимой, должно
быть, блохами в собственном трехэтажном домике на Огородной улице.
Всегда полусонный, рассеянный Ксеныч тревожно оживлялся только в те
дни, когда у подъезда семинарии останавливалась огромная черная
архиерейская карета.
- Бурденко, дорогуша, готовься! Мало ли что может быть, - говорил
Ксеныч. - Иначе ты и меня погубишь, дружок. Ну, что ты можешь сказать,
если он опять спросит тебя, как в прошлый раз, внезапно?..
- А вдруг он кого-то другого спросит?
- Нет, дружок, он спросит обязательно тебя. Он и фамилию твою уже
хорошо запомнил, говорит: "Этот Бурденко - молодец, который прошлый раз
слезу было у меня исторгнул. Неужели, говорит, он все произнес тогда
экспромтом? А ну-ка мы его в следующий раз спросим..."
Слезу у архиерея, прозванного за тучность и свирепый взгляд Аписом,
семинарист Бурденко вызвал проповедью о пожарах.
- ...Деревянная Россия, к сожалению, и по сей день горит очень жарко,
особенно в сельских местностях, - говорил профессор Бурденко. - А тогда, в
ранней моей юности и в детстве, нагляделся я на деревенские пожары
предостаточно. И когда архиерей предложил мне экспромтом произнести
проповедь о пожарах, так сказать, поучительное слово к воображаемым
селянам, я собрал в памяти все доступные мне подробности этих народных
бедствий и, пользуясь приемами гомилетики, преподанной нам Ксенычем, с
полчаса взволнованно говорил о бессильной и, пожалуй, бесполезной борьбе с
огнем, пожирающим соломенные крыши, дома под крышами, домашнюю утварь -
плоды труда людей, а иной раз и их самих с домашними животными...
В этот момент, стоя на преподавательской кафедре, семинарист Бурденко,
казалось, и в самом деле испуганно вглядывался во взметнувшееся к небесам